Богдан, однако, не смутился. Он был уверен, что этот смех – не от веселья, а от «бесовского глумления». Что это «темные силы» пытаются заглушить его «глас истины». И это лишь укрепляло его в решимости продолжать свою «священную миссию». Пусть даже для этого придется сразиться со всей ярмаркой разом. Ну, или хотя бы с самым шумным скоморохом.
Часть 3: Филя в своей стихии.
Пока Богдан, подобно древнему пророку, пытался «пробудить» ярмарочную толпу от «сна греховного» и «навести порядок» среди лотков с пряниками и лентами (с весьма предсказуемым результатом, то есть полным провалом и привлечением ненужного внимания), Филя, его новоиспеченный спутник и летописец (пока только в проекте), отнюдь не терял времени даром. Для него ярмарка была не ареной для духовных битв, а скорее большим, шумным и полным соблазнов шведским столом, где при определенной сноровке и отсутствии брезгливости можно было неплохо поживиться.
Оставив своего «героя» наедине с его обличительными речами и недоумевающими слушателями, Филя, как опытный разведчик, нырнул в самую гущу толпы, где суматоха была побольше, а бдительность торговцев – пониже. Его маленькие, шустрые глазки зорко высматривали любую возможность улучшить свое (и, возможно, богданово, если что перепадет) материальное положение.
И возможности эти, надо сказать, подворачивались ему с завидной регулярностью. Вот он, проходя мимо лотка с горячими пирожками, источающими такой умопомрачительный аромат, что у Богдана, если бы он был рядом, наверняка случился бы приступ «праведного обонятельного гнева», умудрился ловким, отточенным годами движением «одолжить» один, самый румяный, с начинкой из требухи. Пирожок мгновенно исчез в недрах его потертого сюртука, а Филя, сделав самое невинное лицо, двинулся дальше, будто бы просто наслаждаясь ярмарочной атмосферой.
Заметив под ногами ржавый гвоздь – предмет, казалось бы, совершенно бесполезный, – Филя не побрезговал и им. Спрятав «находку» в карман, он вскоре наткнулся на простодушного мужичонку, который безуспешно пытался продать небольшой, но аппетитный кусок сала, завернутый в лопух.
– Глянь-ка, мил человек, – заговорщицки подмигнул Филя, – какая у тебя снедь знатная! А у меня вот, гляди, какая штука имеется! – И он извлек ржавый гвоздь, придав ему вид редчайшего артефакта. – Гвоздь этот не простой, а заговоренный! От самой Бабы-Яги принес, из ее избушки на курьих ножках! Вобьешь его в порог – ни одна хворь в дом не войдет, ни одна порча не прицепится! А еще говорят, если его под подушку положить, так клады во сне указывать будет!
Мужичонка, хоть и был простоват, но не настолько, чтобы поверить в Бабу-Ягу и клады из-под подушки. Однако Филя так убедительно врал, так артистично закатывал глаза, описывая «чудесные свойства» гвоздя, и так настойчиво предлагал «махнуться не глядя» на «всего лишь кусочек сальца», что тот, в конце концов, не устоял. «Авось, и правда, от сглазу поможет, – подумал он, – а сало я еще натопчу». Так ржавый гвоздь Богдана (о котором тот, скорее всего, и не подозревал) превратился в кусок сала в кармане Фили – сделка, безусловно, выгодная, по крайней мере, для одного из ее участников.
Периодически Филя, однако, вспоминал о своем «патроне», который все еще пытался «нести свет истины» в массы, привлекая к себе все больше внимания, и не всегда дружелюбного. Заметив, что Богдан уж слишком рьяно пытается «разоблачить» здоровенного кузнеца, торгующего подковами (приняв его могучий молот за «орудие пыток инквизиции»), или что вокруг его «героя» сгущаются тучи в виде рассерженных торговцев, Филя спешил на помощь. Но не для того, чтобы поддержать его обличительный пыл, а скорее, чтобы увести от греха подальше.
