По мере углубления в лес его беспокойство нарастало. Чтобы обезопасить себя и своего спутника от «незримых врагов», Богдан то и дело прибегал к «защитным ритуалам», вычитанным им из своих сомнительных свитков. Он чертил на земле своим Громобоем-косой «магические круги» (которые больше напоминали неровные каракули ребенка, впервые взявшего в руки карандаш), бормотал «древние заговоры», путая слова, смешивая старославянские заклинания с обрывками церковных молитв и даже с рецептами от зубной боли.
– «Изыди, сила нечистая, из леса сего дремучего, во имя… э-э-э… Перуна-Сварожича, иже еси на небеси, да святится имя твое, да не будет ни порчи, ни сглазу, ни мыши летучей, ни жабы прыгучей, аминь… или как там его… гой!» – бормотал он, размахивая руками и едва не задевая Филю.
Или он останавливался перед особо корявым деревом, принимая его за «пристанище лесного духа», и начинал вести с ним «богословский диспут», пытаясь «образумить» его или «изгнать из него зло».
– О, дух дерева сего замшелого! Внемли гласу моему! Оставь пути свои темные, обратись к свету… э-э-э… разума и добра! Иначе… иначе я тебя… я тебя порублю на дрова моим Громобоем! (Правда, учитывая состояние «меча», эта угроза звучала не слишком убедительно).
Филя, следовавший за Богданом на безопасном расстоянии, чтобы не попасть под действие очередного «защитного круга» или случайного удара косой, на все эти эскапады своего «героя» реагировал с привычным стоицизмом. Он тяжело вздыхал, качал головой, но спорить не пытался – знал, что это бесполезно. Вместо того чтобы вслушиваться в «козни Лешего» или «рысканье волков-оборотней», он зорко осматривал подлесок, выискивая глазами что-нибудь съедобное – грибы, ягоды, или, если повезет, забытое кем-то птичье гнездо с яйцами. Его больше беспокоил не Леший, а собственный пустой желудок. И комары, которые, в отличие от мифических «волков-оборотней», были вполне реальны и кусались очень даже ощутимо, несмотря на все «заговоры» Богдана. Иногда, когда Богдан особенно увлекался своими «ритуалами», Филя успевал незаметно сорвать пару ягод малины или найти подберезовик, который тут же отправлялся в его котомку. Лес для него был не «царством нечисти», а скорее бесплатной кладовой. Главное – чтобы его «просветленный» спутник своими подвигами не распугал всю дичь… и грибы.
Часть 2: Встреча с "Лешим".
После очередного «защитного ритуала», в ходе которого Богдан пытался задобрить «духа старого пня», посыпая его солью (которую он предусмотрительно прихватил из корчмы, считая ее «оберегом от всякой скверны»), и едва не споткнувшись о собственные ноги, запутавшиеся в им же начерченном «магическом круге», путники наконец выбрались из лесной чащи на небольшую, залитую солнцем поляну.
На поляне этой, среди свежих пней и аккуратно сложенных поленниц, кипела работа. Огромный, кряжистый мужик, с бородой лопатой и руками, похожими на узловатые корни дуба, яростно орудовал топором, отчего щепки летели во все стороны. Его холщовая рубаха промокла от пота, а лицо было хмурым и сосредоточенным. Рядом стояла видавшая виды телега, запряженная такой же старой и уставшей лошаденкой, которая флегматично помахивала хвостом, отгоняя назойливых слепней. Время от времени мужик прерывал свою работу, чтобы либо с силой пнуть тупую пилу, валявшуюся рядом, либо обрушить на свою несчастную клячу такой поток отборной брани, что листья на окрестных деревьях, казалось, начинали сворачиваться в трубочку.
