— Отлично! Леня Снегирев — шизанутый сектант, которого даже на собрания не пускают, — деланно развел руками папа. — Чего еще я о себе не знаю, а, дочь?
— А что с физкультурой, Ася? — пропустив мимо ушей выпад отца, продолжил Владимир Геннадьевич. — Или ты собралась наравне со всеми сдавать стометровку и прыгать через козла?
— Это исключено! — Подскочил на диване отец. Со стороны он и правда чем-то напоминал сейчас одержимого. — Ни в коем случае! Никакой физической нагрузки! Только козлов нам еще не хватало!
— Я скажу, что с детства страдаю плоскостопием, и у меня освобождение, — тем временем совершенно спокойно ответила я Владимиру Геннадьевичу.
— А если начнут травить, испытывать тебя на прочность? — не унимался он.
— Володь, а ну-ка давай с этого момента поподробнее. — На отце уже не было лица, а моя невинная просьба грозила обернуться полным запретом на посещение школы. — Ты же сказал, что в этом твоем «А» классе все адекватные.
Владимир Геннадьевич не спешил отвечать, а может, и вовсе не слышал отца. Он смотрел на меня, и я готова была поспорить, свято верил, что нашел тот самый аргумент, чтобы настоять на своем. Вот только не на ту напал!
— Вы серьезно? — в притворном удивлении округлив глаза, я ухмыльнулась и, собрав в кулак остатки смелости, заявила: — Жизнь семнадцать лет испытывала меня на прочность. Поверьте, я давно научилась давать сдачи.
Владимир Геннадьевич рывком снял с себя очки, повертел ими, сосредоточившись на заляпанных линзах. Чем не повод перестать глазеть на меня?
— Охотно верю, — пробурчал он себе под нос, а я уже было обрадовалась своей маленькой победе, как, прокашлявшись, в разговор по новой вступил отец.
— Милая, — произнес он нарочито мягко, и тон этот слащавый не обещал мне ничего хорошего. — Может, найдешь Кристину Леонидовну, узнаешь, не нужна ли ей какая помощь.
— Пап, — пропищала я полевым мышонком. Ну точно, не видать мне было школьных будней как своих ушей.
— Давай-давай, Ась, — лишь отмахнулся от меня отец. — А мы пока с Володей еще раз все по-хорошему обмозгуем.
Судорожно придумывая аргументы в свою защиту, я только и успела, что покачать головой.
— И правда, Асенька, — поддержал отца Владимир Геннадьевич. — У нас на кухне возле окна все еще елочка стоит. Девчонки ее нынче вместо игрушек конфетами украсили. Лепота! Сходи, выбери себе самую вкусную.
— Мне не пять лет! — Насупившись, я спрятала ладони под мышками, но с места не сдвинулась.
— Ася, за языком следи! — рыкнул отец.
— Простите! — Щеки ощутимо зардели.
Хамить не входило в мои планы, но и молчаливо наблюдать, как в очередной раз на тысячу осколков разлетаются надежды и в воздухе бесследно растворяются мечты, не получалось.
— Можно, я останусь? — Из-под длинных, полупрозрачных ресниц несмело взглянула на Владимира Геннадьевича.
— Дай нам пять минут, ладно?
Идти на медведя с голыми руками было делом заведомо проигрышным, а тут на меня ополчились сразу двое. Поджав губы, я поднялась. Посмотрела на отца. Бросила взгляд на его приятеля. Забавно, взрослые дядьки, но оба вжались в диван как трýсы.
Стоять здесь и дальше истуканом, было весьма глупо, а потому покорно поплелась прочь. У закрытых дверей гостиной замерла буквально на миг. Уже схватилась за ручку, но тут обернулась и зачем-то выпалила:
— Я не ем сладкое.
А потом, хлопнув дверью, вылетела в коридор и с размаху напоролась на что-то мягкое, а точнее, на кого-то.
