– Вы должно быть не местный, я никогда вас раньше не видела. – быстро справившись с удивлением продолжила она как ни в чем не бывало.
– Да я из Эштона, приехал искать здесь вдохновение.
– О, моя тетя тоже из Эштона, я гостила у нее в прошлом месяце и набрала кучу модных журналов. – девушка достала из подполы несколько толстых изданий с платьями, все как один датированных апрелем шестьдесят пятого. – Знаете, я просто обожаю шить.
– Как интересно, однако боюсь эти модели несколько устарели, – я тут же осекся, Боже, Альберт, ты отвратителен, нашел кого атаковать своими саркастичными колкостями. И тут же добавил как можно дружелюбнее – Хотя, кажется, ретро нынче в моде.
– Ретро? – Эллен снова удивленно вскинула брови. – Это же свежие каталоги за этот месяц. Вот посмотрите написано – апрель шестьдесят пятого. И она сунула один из журналов мне под нос.
Я не шел, а бежал. И вовсе не домой, а к проклятому маяку. Кусочки странного пазла наконец сложились в моей голове. Таинственное исчезновение вещей и пятен с обоев и мебели, старомодные одеяния местных жителей, который я сперва списал на отсталость и странный вкус, внезапная перемена погоды. Непонятно каким образом, но та чертова дверь на маяке перенесла меня на двадцать один год назад. Возможно, я сошел с ума, или все это мне снится, но нужно попытаться попасть обратно в свое время. А что, если я снова пройду через дверь и окажусь не в восемьдесят шестом, а в сорок четвертом или две тысячи седьмом? Как вообще работает эта чертова штука? Почему именно на двадцать один, а не на три или на сто? Хотя значительно хуже было бы оказаться в совершенно иной эпохе с каретами, дамами в кринолинах и джентльменах в цилиндрах с тростью наперевес.
Я наконец добежал до маяка и остановился у самого входа, чтобы перевести дух. Маяк, равно как и обои с винным креслом в доме Марты, выглядел обновленным. Точнее не таким обветшалым как в восемьдесят шестом. С трепещущим сердцем, сделав глубокий вдох, как перед погружением в пучину, я вошел через открытую настежь дверь. Внутри все было почти так же, только немного меньше мусора, да винтовая лестница выглядела куда крепче. Однако, когда мой взгляд уперся в абсолютно гладкую стену, на которой не было и намека на какую-либо дверь, мои ноги похолодели и стали ватными. Я схватился за перила, чтобы хоть как-то удержать равновесие и не рухнуть старым мешком наземь. В голове роилась куча мыслей. Что теперь делать? Как вообще такое возможно? А вдруг я действительно спятил? Хватаясь трясущимися руками за холодный метал винтовой лестницы, я поднялся на два пролета. Стена. Абсолютно гладкая белая стена. Ни щелочки, ни выступа, ни закорючки. Дверь исчезла и мне никогда не попасть обратно. Я сел на ступеньки и обхватил руками голову. Как? Почему? За что?
Дрова в камине уютно трещали, в кружке дымился кофе, в окно робко постукивали голые ветки вишни. И так хотелось забыться, просто не думать о том, что я черт знает как попал в прошлое, и, кажется, застрял в нем навсегда. Но не думать нельзя. Нужно искать выход. Если есть вход в прошлое, то непременно должен быть и выход. А как быть если я его все-таки не найду? Следует разработать план и на этот случай. Хотя, какой тут к черту может быть план? Закончатся деньги и мне конец. Куда я пойду? Вернусь домой? Дом… Неужели если я сейчас приеду в Эштон, меня там встретит еще живая мать и девятилетний я сам? Господи Иисусе!
