Заметки по философии живописи - страница 6

Безусловно, узнавание и знание связаны друг с другом: в узнавании появляется знание, но не наоборот. Знание в узнавании особого рода, типа иероглифа. Например, в русской бытовой культуре смысл выражения «муж поехал на рыбалку» при определённой доли проницательности может к собственно рыбалке не иметь никакого отношения: картина другая. Узнавание совершается в соответствии с поговоркой «пелена с глаз упала», «осенило». Именно этого эффекта добивались античные художники. Картины, вмонтированные в стены портика, предлагались всеобщему созерцанию с умыслом, чтобы увиденное «осеняло» всех.

В гегелевское понятие «колорит человека» вплетён, безусловно, и эротический момент, только не надо эротику сводит к сексуальности, – как это стало традиционным в эпоху Возрождения. В античности эротика понималась как чувственное отношение к телесности как таковой. Например, если человеку нравятся медные вещи, значит, сам материал меди вызывает некую «филию», «эмпатию». Если нравится кожа и вещи из кожи, то явно налицо некая эротичность восприятия. Домашние животные, которых тискают и обнимают, вызывают к себе особые чувства «умиления» именно своей телесностью. Мифологический Эрос в космогенезе как раз представлял «умиление телесностью». В античности телесность человека вызывала аналогичные чувства с желанием тискать и обнимать, созерцать и «меряться силами» в тесных объятиях. Христианской церкви пришлось приложить немало усилий, чтобы вызвать отвращение к телесности человека. Тертуллиан, например, требовал улыбаться «не до обнажения зубов». В свою очередь, в эпоху Возрождения ненависть к церкви обернулась восстановлением эротики, но в карикатурном виде – посредством откровенно бесстыдного обращения к сексуальности. В античности эротика (как умиление телесностью) и сексуальность (как практика половых отношений) практически могли даже не пересекаться, существуя параллельно. Подобная ситуация была характерной, например, и для традиционной русской культуры.

Г. Гегель, отмечая явный недостаток «колорита человека» в современной ему живописи, так или иначе, держал про себя ориентиром античное искусство. В «колорите человека» присутствуют и телесная составляющая, и социальная, и историческая, и этническая. Образованный художник должен понимать этнос портретируемого, особенности возраста, социальный статус, историческую эпоху, ландшафт и климат, – причем в их дифференциальном анализе. Если художник к этому не способен, то возникают претензии прежде всего к его образованию, причем, как к общему, так и профессиональному. Античная эпоха подобных проблем не знала, причем, не по причине наличия сверх-образованности. Дело в том, что античный художник точно знал назначение своего произведения; соответственно, отсчитывал ход работы как бы с конца. Он знал, что картина будет вмонтирована в стену портика на всеобщее обозрение, она должна обрадовать встречей с ней шествующих по улицам нарядных горожан и оставить впечатление радостной проницательности. И всё. При неудачном исполнении картину выломают, заставят вернуть деньги, да ещё поднимут на смех.

Можно предполагать, что в античные времена философия живописи не доставляла, в отличие от философии музыки, особых проблем. С музыкой связана некая тайна психического воздействия: через тембр, ритм, мелос, динамические оттенки. Возникали философские споры о допустимости или недопустимости тех или иных музыкальных инструментов, о преимуществах разных ладов, которых было более двух десятков. Музыка в иерархии искусств уступала место только поэзии, в которой вдохновение («поэсис») преобладало над ремеслом («технэ»). В музыке ремесло и ученичество всё-таки преобладало. У Аристотеля есть проницательно-ироничное замечание о том, что учиться музыке полезно, но быть музыкантом не стоит. О том, чтобы быть художником, даже мысли не возникало. Хотя «рисование» должно быть общеобразовательным предметом в школе, поскольку «оно развивает глаз при определении телесной красоты» [Аристотель, 1984, с. 632]. Говорить о том, что в иерархии искусств живопись стояла ниже музыки, всё же вряд ли уместно. О живописи меньше спорили в виду её наглядности. Живопись была понятна.