Западня, или Как убить Ахилла - страница 11

Тут я вспомнил ее глаза, перед тем как она ушла, ее последняя надежда на то, что я схвачу ее, и скажу: «Все, хватит! Пойдем домой! Или еще куда угодно, хоть на край света, но вместе». Этого не случилось. Я понял, что я сделал или не сделал. Я стал бродить по квартире, везде ее присутствие, и ее нет. Я помню, сел на кухне за наш стол и съел ее письмо, запил его водкой, а потом еще и еще водкой. Так больно мне никогда не было в жизни, эта боль, не утихая, длилась год, потом стала утихать. Зато моя семья радовалась несказанно, как будто я выздоровел от рака или что-то в этом роде. Через год я овладел собой, за этот год я думал лететь в Тегеран, не слезал с интернета, искал знакомых иранцев, – все оказалось глупости. Я смирился с ее потерей, но решил изменить жизнь: семья – это люди, которые должны поддерживать тебя в трудные минуты и должны любить тебя любого, даже если ты педофил или серийный убийца, – на то они и семья. Мои же готовы были отвернуться от меня, задолбили мне все мозги, из-за чего? Я не отрекся от них, но решил уехать подальше, университет меня больше не интересовал, в итоге я нашел эту работу. Поскольку Ромео из меня не получилось, то, как сказали классики, «переквалифицировался в управдома». Я официально заявил, что религия – это зло, это опиум для народа. Я не посягаю на Всевышнего, он здесь ни при чем, люди придумывают религии, а эти религии разобщают людей, делят людей на группы, оправдывают подлости. Теперь я живу, чтобы жить, трахаю баб, как будто они в чем-то виноваты, путешествую, стараюсь работать как можно меньше, и не буду жениться, пока не произойдет что-то необычное в моей жизни, сравнимое с тем, что я пережил. – Ты так о ней ничего и не слышал? – спросил я. – Нет, как в воду канула. – Она права была в одном – это точно, – грустно сказал я. – В чем? – Можно прожить всю жизнь, и так не узнать, какая она, любовь. Я, например, не знаю, что это такое. И, может, никогда так и не узнаю. Катька, может, узнала это, а я нет пока. Ты знаешь это, и это все-таки важно в жизни. – Да, только осознать, что ты сам просрал эту любовь… И все, самолет улетел. – Помнишь русскую народную песню про Стеньку Разина, «из-за острова на стрежень…», «и за борт ее бросает…» Княжна была персидская. Это про тебя. Твоя ситуация, за борт самолета. Цветаева написала свою интерпретацию истории, найди, прочти, стихотворение интересное. Что я тебе могу сказать, Бараз… – Не называй так меня, не надо. – Хорошо, Боря, не буду. Прости, я не хотел тебя обидеть. Что произошло в жизни, то произошло, во всем есть какой-то смысл, иногда нам непонятный. Давай выпьем за твою Анахиту-Аню, пусть у нее все будет хорошо в жизни, там в Персии-Иране, или где бы она не была, и давай выпьем за тебя, пусть и у тебя будет все хорошо, ведь жизнь продолжается. – Давай. За окончание гражданской войны. За окончание гражданской войны, – заключил Боря. Так мы с Борей стали друзьями.

У меня брямкнул телефон, пришла смска от Бори: «Жека, приходи скорее, Данила уже здесь». С Борей мы встречались довольно часто, но раз в месяц к нам присоединялся Данила-мастер. Мастер – это кличка, у нас у каждого была кличка, просто так, для смеха, я был профессор, Боря был либо Бендер, либо управдом, взаимозаменяемые варианты, а Данила был мастером, по ассоциации со сказкой, и он был действительно был мастер на все руки. Я встретил Данилу приблизительно тогда же, когда мы подружились с Борей, то есть, когда я переехал от Кати и стал жить один. Тот период ознаменовался очень интересным и новым ощущением, все мои чувства оголились, как провода, и любое прикосновение вызывало ответную реакцию. Неожиданный стресс и одиночество, неопределенность того, что будет завтра, нехватка денег, жизнь в крошечной каморке, где слышно все, что происходит в доме, а душ принимаешь, сидя в ванной и поливая себя из шланга, сняли с меня наросшие за годы жизни слои чувственного ороговения. Я проходил процесс омолаживания, когда слои прошлого опыта сползают, как змеиная кожа: жизнь в академической московской квартире в итоге сменилась на жизнь в каморке. С уходом Кати с меня смыло все окружение, все случайные, ничего не значащие люди в моей жизни исчезли, именно потому, что они ничего не значили в моей жизни, а важных и дорогих людей рядом не оказалось, и я остался один. С родителями, которые были далеко, я не хотел делиться своими проблемами, сделать они ничего не могли, а волновать их не стоило, Боря оказался единственным человеком, который занял определенное пространство в моей жизни. В остальном, мое настоящее, моя реальность сжалась и готова была раствориться в окружающем мире, к счастью, Древняя Греция расширилась и словно газовое облако расползлась по городу, зависла над озером, и проникла в мою каморку, смешиваясь со звуками скрипучей лестницы под чьими-то ногами в моем доме. И хотя я не люблю спартанцев, я вел спартанский образ жизни, спал мало, много писал и учился, бегал по утрам, ел сдержанно, а по вечерам выходил в город на прогулку. Бег и прогулка были обязательны, независимо от погоды. Единственное нормальное общение – это были встречи с Борей, который всячески пытался разрушить мой спартанский образ жизни, затащив меня в какой-нибудь бар, в надежде, что я зацеплюсь за какую-нибудь студентку, потому что по его теории, случайная половая связь – это лучшее лекарство от всего в жизни. Сам он лечился таким образом постоянно.