Затяжной конфликт. Роман - страница 11

Максим отправился к опушке. Когда подходил к дороге, услышал музыку, становившуюся всё громче. К лесу подкатил «Ленд Ровер», мигающий огнями и вопящий динамиками, установленными на крыше: прибыла рок-группа «Конец света». Чтобы черный внедорожник не вводил никого в заблуждение, его украшал добрый десяток белых лент, а к верхнему багажнику была привязана целая простыня.

Машина съехала на прогалину и остановилась рядом с джипом телевидения. Из нее высыпали музыканты: трое парней и две девушки. Тотчас чудесным образом материализовались видеооператор с камерой, мужик с мохнатым микрофоном на длинном шесте и телекорреспондент – наверное, тот самый Алексей, к которому безуспешно взывал утренний диктор. Лидер рок-группы – Азамат Кесаев, кучерявый красавец-осетин с трехдневной щетиной – стал давать интервью. Одна из девушек подбежала, одернула на нем кольчугу. Он поблагодарил снисходительным кивком головы. Серьезно его девицы обхаживают, не в первый раз отметил Максим.

Оттуда, где он стоял, мало что было слышно: динамики продолжали голосить. Всё же удалось понять, что у Азамата грандиозные планы. После конца света он собирался давать концерты по всему миру, а группу назвать «С того света». Корреспондент млел, микрофон у мужика подрагивал от смеха, а оператор невозмутимо снимал. По окончании интервью телевизионщики исчезли так же необъяснимо, как появились. Азамат залез в машину и выключил музыку.

К «Концу света» в Дружине относились уважительно: немалая часть снаряжения была закуплена на деньги с их благотворительных концертов. Да и держались ребята по-свойски, не выпендривались. На строительстве оборонительных сооружений развлекали народ своими песнями и даже сами поучаствовали в земляных работах.

Не успел Максим насмотреться на рок-музыкантов, как прикатил Борис на своей «Ниве». Вылез из машины мрачный, бормоча что-то неразборчивое. Видимо, у него, как у многих людей, ведущих одиночный и преимущественно ночной образ жизни, выработалась привычка разговаривать вслух с самим собой. Этот человек казался не по годам серьезным. Держался отстраненно. Никогда не матерился, но в случае чего мог одним взглядом выразить то, на что другому не хватило бы всего богатства русской обсценной лексики. Часто пускался в заумные рассуждения, непонятные, кажется, даже ему самому. Одно слово – математик. Бог весть, какие умствования привели его в Дружину.

Потирая отбитые на ухабах задницы, из машины выбрались безлошадные пассажиры: могучий Федя, изящный Петя, пучеглазый Лёха и Серёга – оболтус лет двадцати, недавно демобилизовавшийся. Как-то на учениях он рассказывал, что родители пытались спасти его от призыва, насильно запихнув в институт, однако он слинял с первого же курса. «Чем пять лет разными науками мучиться, так уж лучше типа в армии год отслужить. Да и для здоровья полезнее». Он охотно делился своими взглядами на правильное мироустройство: кавказцев, калмыков и азиатов без виз не пускать, а виз не давать ни под каким видом, чтобы в Москве духу их не было! Кто-то ему напомнил, что пока еще Калмыкия – часть России, и Серега отрезал: «Вот и сидели бы в своей калмыцкой России, а в нашу не совались».

Свое политическое кредо он проповедовал с настырностью Катона Старшего. Или Младшего – кто его знает! Максим поначалу пытался вести с ним воспитательные беседы, но не преуспел и плюнул на всю эту дурь – следствие комплекса провинциала, ненароком попавшего в столицу. Серега родился в Дербенте, дагестанском городке, славящемся на весь мир своими коньяками сомнительного качества. При рождении ему дали имя Сармат. Он не скрывал, что отец у него – наполовину аварец, наполовину ингуш, а у матери – таджикские, азербайджанские и, кажется, молдавские корни. Когда ему было двенадцать лет, семья от полной безнадеги перебралась с Кавказа – тогда еще российского – в Москву. Он сменил имя и, как он объяснял, «стал русским и, натурально, православным», хотя крещен не был, Библию не читал и в церковь не ходил.