– Чрево ненасытное…
Улыбка сошла с его лица, он постоял так ещё несколько секунд, потом протянул руку к желтоватому лбу покойника, но тронуть не решился. Отдёрнул руку, сглотнул ком, потом, резко помрачнев, как будто обидевшись на Фридриха Андрея за то, что тот умер, резко развернулся и пошёл к двери. Однако не забыл перед выходом включить с пульта кондиционер. В комнате снова загудело, заскрипела заслонка, но Гай этого уже не услышал.
Дверь в столовую открылась со стуком, все резко обернулись, замерли в ожидании. Часы начали бить. Все в ожидании, что скажет и сделает Гай, стали нервничать переглядываться. Гай взрослым жестом достал из жилетного кармана часы, открыл крышку. Бой часов утих. Гай вскинул бровь, обвёл ожидающих холодным взглядом и спросил надменно:
– Разве здесь теперь ужинают не в шесть? Я проголодался.
– Я поняла, господин Гай! – засуетилась Шура. – Несу!
Оливия облегчённо улыбнулась:
– Вот тут ты молодец, братишка! Вот молодец!
Алексей назидательно проговорил:
– Мужчина должен уметь справляться со своими эмоциями.
– Это гораздо легче, чем их показывать, – ответил Гай, не повернувшись в сторону Алексея.
Все стали усаживаться за стол, гомонить. Рейнальдо отодвигал стулья женщинам, кому успевал, поспеть за Оливией он и не пытался.
– Простите, меня, я наверное, напугал вас, – Гай, кажется, в самом деле, был смущён.
– Немного было, старик, – сказал Иржи, усаживаясь рядом с женой, жадно оглядывающей стол.
– Но и вы меня поймите, – продолжал оправдываться Гай. – Не каждый день у тебя умирает… – Гай хотел сказать «отец», но не смог этого выговорить, поэтому на лету заменил слово длинной фразой: – человек, который дал тебе всё…
– Спасибо тебе, Гай, – Натали положила руку на кисть Гая. – Ты стал совсем взрослым.
– Да, – Гай высвободил руку из-под ладони Натали. – теперь уж, видно, придётся… Я как-то стал забывать, а теперь, очевидно, пора вспомнить, пока вы мне сами не напомнили…
– О чём это, Гай? – Алексей нахмурился.
– О том, что я не имею права препятствовать вам. Вы приехали, чтобы узнать завещание Фридриха Андрея, и вы должны его узнать. Вы его дети, имеете на это право. Я – не имею.
Мария сострадала Гаю изо всех сил:
– Зачем ты об этом?
– Разве когда-нибудь тебя кто-нибудь чем-нибудь попрекал? – поддержал её Вольф. – Или ты бывал обделён?
– Не мелочись, старик! – Иржи подмигнул Гаю.
– Мне супу! Мне! – нетерпеливо крикнула Оливия Шуре, вошедшей с большой супницей.
– Я всё чаще думаю, – задумчиво произнесла Натали Валентина, – может, не стоило тебе говорить, что ты подкидыш?
– Это было бы нечестно, – сказал Алексей матери и взглянул на Гая. – Он слишком любил тебя, Гай, чтобы позволить так с тобой поступить.
– И хлеба! – потребовала Оливия. – Чёрного и белого!
– Нет, – покачал головой Гай, – я должен был знать правду… Хотя бы для того, чтобы сейчас успокоиться и дать вам получить своё наследство.
Иржи хмыкнул:
– Можно подумать, ты ни на что не претендуешь!
– В завещании ты упомянут наравне со всеми, – чуть споткнувшимся языком сказала Елизавета.
– Мне это безразлично. Мне ничего не нужно…
– Легко так говорить, пока ты не совершеннолетний, – со значением сказал Иржи. – А вот если тебе уже тридцать, а ты беден, как церковная мышь!..
Оливия засмеялась, разбрызгивая изо рта хлебные крошки, а Алексей зашипел в тихой ярости:
– У тебя нет ничего святого, Иржи!
– Каюсь. Нет.
