Завещание обжоры - страница 9



– Ну, Гай… ну, всё… ну, возьми себя в руки… ну, всё… всё… Надо держаться…

Елизавета выпила ещё и занюхала рукавом.

– Да что с тобой такое? – подошёл к ней Вольф. – Зачем ты столько пьёшь?

– Ничего! – Елизавета уже слегка захмелела. – Скоро тут все напьются!

Вольф, ничего не понимая смотрел на жену.

– Ну успокойся, Гай, – говорила Натали Валентина. – Ну, всё, неудобно… Здесь же все…

– А он? – Гай поднял огромные синие глаза, ещё и увеличенные, как линзами, слезами. – А он где?

– Покойный в гостиной, – торжественно и скорбно ответил Алексей.

Гай обернулся на голос, посмотрел, сжал зубы, встал, потом стал снимать плащ. Гай бросил плащ на брошенный чемодан и подошёл к Алексею. Алексей отшатнулся, переложил молитвенник в левую руку, прикрыл подбородок, правую на всякий случай сжал в кулак и опустил на уровень груди. Гай подошёл вплотную к Алексею, и, глядя снизу вверх, злобно сказал:

– А ты и рад, да? В своей стихии! Наконец-то можешь быть полезен отцу! Отпоёшь его по своим круглым карместантским обрядам!

– Не надо кричать, Гай. Я понимаю, тебе тяжело, но и нам всем…

– Вам?! Да вам всё равно! Всем! – Гай оглядел всех почти с презрением. – Слетелись на наследство! Думаете, я не понимаю?

– Ты несправедлив к нам, сынок, – сказала Натали Валентина. – Мы все любили Фридриха Андрея…

– И полюбите его ещё больше после оглашения завещания! Тётя Лиза, когда это у нас по плану?

Вошёл Рейнальдо, держа на подносе ещё две тарелки и нужное количество вилок и ножей.

– После ужина, – ответила Елизавета.

– Ужин в шесть! – провозгласил Рейнальдо.

– Чего тянуть? – спросил Гай, скривив рот. – Можно всё объявить прямо за ужином! Все же ждут не дождутся! Потому вы и сидите здесь… А не… там… как положено… у гроба…

Гаю всё труднее становилось сдерживать очередную порцию слёз, и он просто выбежал из комнаты. Вольф посмотрел ему вслед и улыбнулся с умилением:

– Какой все-таки добрый и хороший мальчик.

Натали Валентина кивнула:

– Всегда был впечатлительным. А тут такое дело – смерть отца. Он бушует от расстройства, от неожиданности. Немного привыкнет и снова станет тих, как голубь… Я-то его знаю…

Все её слова сопровождались энергичными кивками Марии. После приличной в этой ситуации паузы, Шура вздохнула и спросила:

– Прикажете подавать, госпожа Натали?

– Подождите, Шура, Гай только что приехал…

– Я так и знала! – разочаровано сказала Оливия и откусила сразу полпирожка. – Щадим чувства ребёнка!

– Может, пойти за ним, – спросила Мария, прижимая ко рту платок. – Чего он там так долго?

– Да зачем же? Куда торопиться? Ему надо побыть одному, не надо ему мешать, он так любил отца, они были так близки, так искренне во взаимной любви!

– Чего? – Алексей не понял, что говорила Оливия ртом, набитым пирожком.

– Сейчас он вернётся, – «перевёл» Иржи то, что сказала жена.

В открытом гробу, установленном в малой дубовой гостиной, лежал кверху животом Фридрих Андрей де Шай. Кругом горели свечи и подрагивали от воздуха, который с тихим шумом гонял по комнате небольшой кондиционер, подвешенный над тяжёлыми задёрнутыми шторами. Заслонка с периодическим поскрипыванием двигалась вверх-вниз. В ногах покойника стоял Гай и уже без всяких слёз вглядывался в мёртвое лицо отца. Вдруг он поёжился, обернулся, взглянул на кондиционер, поискал и нашёл глазами пульт, нажал на кнопку отключения. Заслонка, скрипнув продолжительней, закрылась, и наступила тишина. Гай отложил пульт, подошёл к гробу сбоку. Вгляделся в лицо отца, вдруг улыбнулся с нежностью, прошептал: