– Целый миллион! – Алексей не сумел сдержать ликования, но тут же взял себя в руки, пояснил: – В конце жизни он все-таки подумал о страждущих…
– Он подумал о тебе, своём сыне, – Иржи смотрел на священника с жалостью. – Вряд ли он был бы очень доволен, если б узнал, что ты собираешься раздать миллион бедным.
– Он знал. Я от него не скрывал. Выпью, пожалуй, красного вина. Машенька, хочешь?
Мария, преданно улыбнувшись, кивнула.
– «Я завещаю концертный зал «Гайдн», расположенный на Ганди-плаза, один, с рестораном и баром, своему зятю, господину Иржи Бедржиху, чтобы ему было, где давать концерты».
– Ах, какая приятная неожиданность! – воскликнул Иржи, копируя интонации Алексея. – В конце жизни господин де Шай понял, что музыка в его семье никому на хрен не нужна! Ну, кроме меня… Выпью, пожалуй, водки! (Оливии) Будешь?
Оливия, смеясь и жуя, отказалась от водки жестами: рот у неё, как всегда, был занят.
– Шут и дурак! – не выдержал Алексей.
Иржи показал Алексею рожу.
– Это одно и то же, – автоматически прокомментировал Вольф. Он напряжённо вслушивался в то, что читала его жена.
– «Я завещаю охотничий дом, расположенный на Гендель-стрит, двадцать семь, с садом, огородом, погребом и всеми прилегающими территориями, в равных долях моим верным друзьям и служащим господам Рейнальдо Халкомедýса и Шуре Халкомедýса. Спасибо, друзья!»
– Святой человек! Святой! – Шура была растрогана.
– Не преувеличивайте, – осадила её Натали.
– «Я завещаю кондитерскую фабрику, расположенную на авеню Рагно, шестьдесят, многолетнему другу семьи, нотариусу, госпоже Елизавете Вульф, пусть обогащается на сладостях, её кислое лицо нуждается в этом!»
– А вот это бестактно, – оценил Иржи. – Хотя и в духе Фридриха Андрея!
– Могла бы этого и не читать, – тихо сказал жене Вольф.
– Нет, – со странной интонацией, внезапно дрогнувшим голосом ответила Елизавета, – я должна прочесть всё. «Свою коллекцию картин, так называемых, «малых голландцев де Шая» я завещаю искусствоведу, другу семьи и просто душевному человеку, господину Вольфу Вульфу. Пусть поступает с ней, как ему заблагорассудится: пусть отдаст в Национальную Галерею, продаст или оставит себе».
– Я был уверен! – Вольф вскочил. – Это народное достояние!
– Есть варианты, господин Вульф. Есть варианты…
Вольф с большим достоинством взглянул на Иржи:
– Как я не сомневался в господине де Шае, так и вы можете не сомневаться во мне! Всё до последней картины отправится в Национальную Галерею!
– Доходов от Лизиной фабрики хватит и на двоих, – Оливия специально подначивала Вольфа, очень ей нравилось, как смешно сердился этот кругленький, пухленький, слегка жантильный искусствоведик.
– Если ты станешь нашим постоянным клиентом!
Оливия залилась смехом и похлопала Вольфу в ладоши: оценила шутку. Иржи улыбнулся жене:
– О! Уже «нашим»! Быстро!
Вольф отвернулся, презирая чету Бедржих.
– «При составлении и удостоверении настоящего завещания присутствует по просьбе завещателя в качестве свидетеля господин Рейнальдо Халкомедуса. В его обязанности будет входить исполнение и контроль над осуществлением дополнительного условия данного завещания».
Шура удивлённо взглянула на Рейнальдо:
– Ты там присутствовал, Нальдо? Почему? И почему молчал?
– Меня попросил господин Фридрих Андрей.
– Не знал, что вы были так близки с отцом, Рейнальдо, – с неудовольствием произнёс Алексей.
– Поверьте, эта обязанность – не слишком приятна…
