В центре вытоптанного круга лежал Полевик.
Дух поля, который обычно представал в виде старичка, сотканного из колосьев и солнечных лучей, теперь был лишь истерзанным куском мяса, пришпиленным к земле. Он лежал на спине, раскинув руки и ноги, в позе уродливой, насмешливой звезды. Но его пригвоздили не кольями. В каждую его конечность – в запястья и лодыжки – были по самые рукояти вогнаны ржавые крестьянские серпы. Их изогнутые лезвия впились в плоть и землю, держа тело в чудовищном напряжении. Рот духа был широко раскрыт в беззвучном крике.
Его одежда из сплетенных колосьев была разорвана, обнажая грудь. И она была пуста. Как и у домового, грудная клетка была вскрыта, ребра разведены в стороны, словно створки ужасной шкатулки. Но на этот раз убийце было нужно не сердце. Он забрал легкие.
И он не просто унес их.
По обе стороны от тела, на примятой, пропитанной кровью земле, были аккуратно разложены два огромных, губчатых, трепещущих на ветру органа. Легкие. Они были целыми, вырванными единым куском вместе с трахеей. Убийца расправил их, как крылья бабочки в коллекции, придав им форму пары уродливых, кровавых крыльев. Темно-красные, пронизанные сетью сосудов, они слабо подрагивали, будто все еще пытались сделать вдох, глотнуть воздуха, которого у них больше не было. Сладковатый, металлический запах крови смешивался с ароматом ржи, создавая тошнотворный, кощунственный букет.
Ратибор опустился на колено. Кровь еще не успела полностью впитаться в землю, она стояла темными, густыми лужами, в которых тонули мухи. Это произошло всего несколько часов назад. Убийца работал быстро.
Он осмотрел землю вокруг. Никаких следов борьбы. Полевик, как и другие духи, доверял тем, кто работал на земле. Он сам вышел к своему палачу. Вокруг тела, как и прежде, был начертан круг. Но на этот раз не из соли. Из зерна. Кто-то рассыпал рожь идеальным кольцом, а затем поджег. Зерна обуглились, превратившись в черную, хрупкую линию, разделившую место убийства и остальной мир.
Символизм был очевиден и жесток. Он забрал дыхание земли и окружил его сожженным хлебом. Насмешка над жизнью, над урожаем, над самой сутью этого места.
Ратибор перевел взгляд на тело. Под одним из серпов, впившихся в запястье Полевика, что-то блеснуло. Небольшой клочок кожи на руке духа был содран, и на обнажившейся плоти было что-то вырезано. Ратибор склонился ниже. Это был тот же символ, что он видел у Милады в чаше. Не славянская руна. Неведомый, хищный знак. Спираль с острыми, зазубренными краями. Клеймо. Убийца начал метить свои жертвы.
Это была декларация.
Он больше не прятался в тени. Он вышел на свет. Он не просто убивал – он творил, создавая жуткие инсталляции из плоти и крови, оставляя их на всеобщее обозрение. Он наслаждался не только процессом убийства, но и ужасом тех, кто находил его работу.
Сердце – душа дома.
Печень – нутро очищения.
Легкие – дыхание земли.
Милада была права. Это был методичный сбор. Ратибор поднялся. В его голове не было страха. Только холодная, кристальная ясность и ледяная ярость. Убийца совершил ошибку. Чем наглее он становился, тем больше следов он оставлял. Вдалеке, на кромке поля, Ратибор заметил то, на что испуганный крестьянин не обратил внимания.
Свежие следы от копыт. Глубоко вдавленные в рыхлую землю. И форма подков была ему уже знакома.
Полумесяцы.
Он оставил свою визитную карточку.
