…Резкий скрип ворот Детинца вернул его в настоящее. Он стоял перед своей каморкой. Комнатушкой, где не было ничего, кроме лежанки, оружия на стене и ведра с водой. В ней не было жизни. В ней не было воспоминаний. Она была функциональна, как могила.
Он подошел к ведру, зачерпнул ледяной воды и плеснул в лицо, смывая грязь корчмы и пыль прошлого. Он посмотрел на свое отражение в темной воде. Он не видел там того парня с русой бородой, который смеялся и любил. Он видел Молчуна. Инструмент. Оружие в руках князя. Человека, из которого выжгли все, кроме одного – ненависти к тем, кто убивает просто так. Для забавы. Как тот молодой степняк, скупавший травы для порчи.
Вот почему он не остановится. Не потому, что ему приказал князь. А потому, что каждый раз, глядя на изуродованное тело очередной жертвы, он видит глаза своего сына и живот своей жены. И он будет идти по этому кровавому следу до самого конца, пока не оборвет его. Или пока не оборвут его собственный. Для него это уже не имело значения.
Молчун погасил лучину. Темнота была его единственным другом. Она ничего не спрашивала и все понимала.
Ратибор запер дверь своей каморки на тяжелый засов. Снаружи город выл от страха и горя, но здесь, в этом каменном мешке, царила тишина. На грубом столе из неотесанных досок, освещенном единственной сальной свечой, был разложен большой, пожелтевший кусок пергамента. Это была лучшая карта Киева, которую можно было достать – перерисованная греческими писцами для князя Владимира. На ней были обозначены не только главные улицы, но и холмы, овраги, ручьи, городские стены и даже отдельные, самые важные строения.
Для Ратибора эта карта была полем боя. А враг, доселе невидимый, оставлял на ней свои кровавые метки.
Он работал медленно, с сосредоточенностью резчика по кости. Его инструменты были просты: уголек, привязанный к палочке, и его собственная память, острая, как лезвие ножа.
Первая отметка. Уголек ткнулся в точку на Подоле, у самого края оврага. Изба вдовы Ганны. Он обвел ее жирным, неровным кругом. Рядом коротко нацарапал: "Домовой. Сердце." Место, где начался кошмар. Далекая окраина, тихий, неприметный угол.
Вторая отметка. Уголек переместился выше, к центру Подола. Городская баня. Еще один черный круг, казавшийся язвой на теле города. Рядом появилось новое слово: "Банник. Печень." Расстояние между двумя точками было невелико, но очевидно – убийца двигался от периферии к центру.
Третья отметка. Уголек пересек городскую стену и впился в ровное пространство полей к западу от города. Ржаное поле. "Полевик. Легкие." Маньяк не просто двигался к центру, он расширял свою географию, свои охотничьи угодья. Теперь он действовал и за стенами города.
Ратибор откинулся на лавке, обводя три черные точки тяжелым взглядом. Пока это были лишь отдельные, несвязанные вспышки насилия. Как случайные удары молнии в грозу. Но он знал – у каждого безумия есть своя логика. Нужно было лишь найти ее.
Он взял линейку и попробовал соединить точки. Прямая линия не получалась. Треугольник? Бессмысленно. Но что, если?..
Его рука замерла. Он не стал проводить линию. Он увидел ее мысленно. От первой точки ко второй, а от второй к третьей… Это была не прямая. Это был изгиб. Часть какой-то огромной дуги. И если ее мысленно продолжить, то…
Он начал работать быстрее, лихорадочно. Слова Милады бились у него в висках: "Он идет за кровью леса".
