Секунда...
Две...
Он прикрыл глаза, подставляясь моей руке.
Три...
Четыре...
Ворон распахнул глаза, в них вспыхнули языки пламени, а я отшатнулась. Птица была... зла? Снова разнёсся по комнате истошный крик, и ворон упорхнул, будто его и не было, оставив после себя только одно чёрное длинное перо.
***
Мы с Тур ходили по бальному залу, который теперь выглядел не хуже, чем тот, которым могли похвастаться в экимском дворце.
Когда два дня назад Курат открыл двери, все мы чуть было не задохнулись от пыли. В зале некогда рухнул потолок, и величественная люстра, что его украшала, огромным обглоданным скелетом лежала посреди помещения.
Вот откуда у меня те странные видения. Ну конечно!
Зал выдавал былую роскошь остатками позолоты и лепнины, и от тоски по этой красоте ныло сердце. Зеркала были покрыты чёрным налётом, всё истлело, всё погибло.
Этот бальный зал был настоящим мертвецом, и его было искренне жаль хоронить.
За два дня всё изменилось.
Пыль, скрывавшая каждый дюйм, будто саркофаг, убрали. Люстру отдали на реставрацию, заменили паркет и очистили стены от гари и паутины.
— Что стряслось с этим местом?
— Я не знаю, Ваша Светлость... я не бывала тут раньше. Когда меня привезли, дверь уже была закрыта, а Эмилиэн никогда не говорил о прошлом. Из него, знаете ли, слова не вытянешь.
Витражи спасти не получилось, и их просто выставили, заменив обычными стёклами. Чудесным образом это наполнило комнату светом и жизнью, а я весь вечер танцевала сама с собой, переступая между потоками закатного света, льющегося из новых окон.
— Прекрасно! — вздохнула и бросилась за работу с новой силой.
Мы покрыли стены новой краской более светлого оттенка. Выбросили пыльные портьеры и заменили их на воздушные невесомые тюли, по которым я рассыпала волшебных светляков.
— Что это за магия? — поразилась Турсуаза.
— Этому меня матушка научила... Она из Траминера, это магия земли. Красиво, правда?
Турсуаза завороженно смотрела, как в шторах мерцают нежно-розовые и жёлтые огоньки.
— Потрясающе...
Когда сняли паутину, оказалось, что потолок украшала восхитительная фреска. На ней танцевали нимфы, а на изящных ветках экзотических деревьев, сидели райские птицы.
— Восстановим её? — спросила я Курата, когда увидела это произведение искусства.
А Курат пригласил художника.
Тот вошёл в замок, осмотрелся, сморщился, но принялся за работу и уже к вечеру был воодушевлён не меньше нашего и предложил поработать и с другими фресками, если таковые найдутся.
— Удивительно, но кто бы ни пришёл по началу настроены категорично по отношению к этому месту, — пробормотала я, провожая художника.
— Увы, — вздохнула в ответ Турсуаза.
И вот теперь мы бродили с ней по бальному залу, наслаждаясь чистотой и игрой света, падающего в окна.
Всё было идеально!
Мы нашли и восстановили рояль, сделали сцену для музыкантов, заказали столики для закусок и изящные кресла. Я уже хотела поскорее показать это место гостям! Осталось только закончить несколько гостевых комнат, чтобы дамы могли приводить себя в порядок. А ещё нужно было поработать со столовой.
До бала оставалось три дня, и некоторые гости даже ответили на приглашения. Сдержанно и вежливо, но без энтузиазма.
— Турсуаза... — позвала я. Мы дошли до сцены и сели за рояль, чтобы в который раз, шутки ради, сыграть в четыре руки. — Что ты знаешь о баронессе Эм?
