— Они больше не тронут тебя.
— Только пока ты здесь, — вздыхает Соня.
Эту правду знаю и я. Но что можно пообещать девушке, которую знаешь всего полчаса, а она уже не против лечь в твою постель? Стоп, а что она говорила про «не было парня»?
— Ты хочешь сказать, что ты… что ты никогда того этого? — армия мурашек пронимает до костей.
Соня стоит красная до самых кончиков ушей.
— Егор, прости, ерунду сказала! — встряхивает она каштановыми кудряхами. — От страха, наверное. Проводи меня до лагеря.
— Почему ерунду? Ты говоришь то, что думаешь. Мне нравится, — беру Соню за руку, и увлекаю по аллее в сторону освещённых корпусов.
Не помню, что ещё говорила в тот вечер Соня. С трудом разбирал её слова, вспоминая наш случайный поцелуй. Голову кружил аромат Сониных карамельных духов, её голос, смех, а от случайного соприкосновения плечами по телу шарахало почище тока. Сам шёл, точно воды в рот набрал.
У охранной будки, свежевыкрашенной голубой краской, Соня вернула меня в действительность короткой фразой:
— Пока, Егор! Спасибо, что проводил.
— Как пока? А чай? — спохватился я.
— Кузьмич тебя не пустит, — пожимает Соня плечами. — Как сюда пробираются летучие мыши к другим, я не знаю. Увидимся на пляже или… не знаю, земля круглая.
— Я тебе дам земля круглая, — смеюсь и подмигиваю Соне. — Ты окошко, главное, не закрывай.
— Да не пройдёшь ты... — Соня встаёт на цыпочки и целует меня. — До завтра!
Пока я ладонью остужал горящую щёку, Соня впорхнула в будку охранника и, миновав турникет побежала наискосок через асфальтированную площадку к трёхэтажному белому корпусу. Я пошёл вдоль высокого бетонного забора, посматривая на растущие вдоль него вековые деревья и припаркованные на ночь машины. В казарму я мог вернуться под утро. Прошло всего каких-то две-три минуты, а я уже заскучал по Соне. Грузовик, дерево, забор — схема сложилась автоматически. Уже через минуту я крался по территории лагеря к заветному дому. На другом конце залаяла собака. После отбоя все окна смотрелись чёрными бойницами. Лишь в двух на первом этаже горел свет. Окно с решёткой не иначе как комната охраны, а вот зелёные лианы и листья на занавесках, похоже, приведут меня куда надо. В подтверждение окно распахнулось настежь.
Подкрасться к нему и разведать обстановку у меня не получилось. Собачий лай и топот неотвратимо приближались. Ничего не оставалось, как с разбегу, оттолкнувшись ногой от клумбы, влететь кубарем в комнату.
— И снова здравствуйте, — как ни в чём не бывало расшаркиваюсь я перед обалдевшей Соней.
— Здрас-сте, — отступает она. — Я верила, что ты придёшь, но что так скоро и громко…
Собаки заходятся лаем под окном, а в коридоре слышатся шаркающие шаги.
— Твоя очередь спасать меня, — ныряю под кровать.
Соня бросается к окну, закрывает его, и хватает тюбик со стола. Мне не очень видно, что она делает — стук в дверь заставляет вжаться в стену и замереть. Скрип петель двери и недовольный женский голос сменяется смехом:
— Вот ты лягуха, Соня! Я аж испугалась.
— Да это маска для лица. Вы за чаем?
— Нет, собаки примчались к дому, думала, это к тебе кавалер решил заглянуть.
— Что ты, тётя Шура, сюда генофонд российского спорта съехался, на меня и не посмотрит никто.
— Да уж, — вздыхает неведомая тётя Шура. — Глаз да глаз за ними теперь! Пойду погляжу на втором этаже. Собаки просто так брехать не станут.
Снова скрип двери, и скрежет ключа в замке. Выбираюсь из-под кровати. Соня как ни в чём не бывало перед овальным треснувшим зеркалом на стене стирает ватным диском зелёную краску с лица.
