Златокудрая Жанна метнула в кота гарпун и выволокла мерзавца на палубу. Кот барахтался, бил хвостом и раздувал жабры. За что и получил-таки направляющего пинка в направлении лотка. Пролетая над этим гнездом кукушки, кот скривился, но позиции не сдал. Ушел под диван и сидел там, угрожающе читая мотивирующие боевые молитвы. К вечеру вышел, оторвал руками замороженный фарш и тут же сожрал, чавкая и сопя носом. Сыто отрыгнув, кот с храпом улегся на место собаки…
История возвращается. Мира не будет.
Кот и лабрадор справляют и празднуют коронавирусную изоляцию каждый день. Дым уже не умещается в свои меховые штанишки, а его ранее клокастая курточка лоснится новыми волосами и опасно потрескивает на жирной спине. У кота появились пивное пузо и сиси. Взгляд судачий, – мутный и сонный.
Дак тоже не отстает – принял форму загрунтованной квасной бочки. Черный, бесполезный, перекатывающийся цилиндр, изредка вентилирующий пространство хвостом-бумерангом.
Обильное питание превратило некогда резкую и опасную меховую шайку в группу опухших курортников, которых интересует лишь расписание работы столовой. При этом лабрадор, являясь официальным пищевым шредером нашей семьи, основную тяжесть утилизации остатков пищи нашего домашнего санатория взял на себя.
Вчера в ночь лабрадор вышел на сверхурочную и первый раз в жизни не сдюжил. Стараясь усидеть на круглой попе, он с удивлением смотрел на свою полную миску, слезился и облизывал себе лицо – еда в него больше не умещалась. Такое с Даком приключилось впервые. Обычно он, как муравей, может брать веса, намного превосходящие его самого.
А сегодня утром случилось ужасное, но закономерное. Кот, находясь статусом и фактическим положением выше собаки, отоваривает личный продовольственный аттестат из корытца на подоконнике. Дак раскинул свой пищевой комбинат снизу. Кот, свысока поглядывая на обожравшегося и обессилевшего коллегу, ухмыляясь и издеваясь, стал запихивать в себя чрезвычайные куски. Но в моменте не удержал баланс головы и попы и рухнул в преисполненный чан Дака. Лабрадор разинул рот и обомлел.
Кот бился со стихией, как мог. Он плыл к краю миски с куриным супом широким олимпийским кролем, сильными гребками отбрасывая от себя макароны. В кильватере кота взбурлили воронки и перекаты. Кот шел строго на север, направляя себя хвостом. Воткнувшись бушпритом в край миски, кот выскочил из нее стремительным и маслянистым иван-царевичем, после чего кинулся из кухонной залы вон, обильно сея вокруг панику, морковку, болгарский перчик и шарики зеленого горошка – суп задумывался, как весёленький.
Первым делом самоспасенный кот попытался успокоить себя растиранием об итальянский королевский диван – извечное пристанище грязного кота и мою возмущенную боль. Но мы были на стороже и извлекли ароматного кота из царских тканей.
Отмывали страдальца долго. Ключевой водой, шампунем, а также всеми известными нам матерными жалостливыми словами. Кот молчал, принимая противное омовение и безропотно отдавая миру налипшие части курицы.
До вечера кот закусывал исключительно собою. Недавно я отважился-таки понюхать кота на предмет его возвращения к обычной мирской жизни.
Все-таки Жанна – гениальный повар. Аромат невероятного супа не смог испортить даже суточный кот. Закажу ей на завтра борщ с чесноком и пампушками.
