Живые цветы - страница 42



В поселок Хрулево, тот самый, где устраивались хмурые дискотеки, недолго думая явился гипнотизер. Не очень долго думая, вызвал он из зала желающих участвовать в представлении, и с этого и начался его сеанс. Одним из этих желающих оказался я. Грустно то, что я ничего толком не помню: ни как зал выглядел, хотя весь зал был битком набит. Все происходившее на сцене клуба сейчас в памяти как-то смазано. Поэтому я расскажу так, обрывчато.

Я вышел на сцену и сел на старый скрипучий стул с ободранным коленкором. И началось. Длинноволосый в старом пиджаке с засаленными лацканами гипнотизер начал свое камлание. Было оно нехитрым. Хорошо поставленным голосом требовал он от нас то сесть, то встать. То сесть с каким-то особенно медлительным заходом. То под углом сесть, то что-то за ним повторить.

Я повторял всю эту гимнастику и думал: «Девчонкам нравится, а парни наверняка врубились, что я имитирую и что все это лажа». Дело в том, что мы с Юркой и не такое в спектаклях наших делали школьных, да и просто на перемене или в классе в виде легких хулиганств откалывали. Еще не такое мы с ним вытворяли, и все знали, что мы на это способны и что от нас чего угодно можно ожидать.

А тут ерунда какая-то – «сесть-встать». Юрки почему-то тогда в лагере не было, так что компанию составить мне на сцене он не мог. Я считал тогда, что я вообще человек непосредственный и что могу изобразить на сцене что угодно. Начиная от пьющего верблюда и заканчивая приседающим человеком.

Я хотел было знак подать нашим мальчишкам, что притворяюсь капитально и стал шире руками махать, а гипнотизеру это, вижу, нравится. Просто остальные рядом со мной на сцене, те хуже выполняли команды. Был там с нами парень из соседнего отряда, Герка, я его знал. Думаю: «Сейчас подойду, шепну что-то и начнем мы творить какой-нибудь дым коромыслом в пику гипнотизеру». Но я не успел к нему подойти. Гипнотизер то ли учуял мой порыв, то ли что-то такое другое учуял, но со сцены Герку под каким-то предлогом турнул.

А, может, ему не понравилось, как он приседал и вскакивал. Осталось нас двое, и тут стало совсем не интересно. Потому что гипнотизер сказал: «Спать». Я и заснул. По правде говоря, работали мы каждый день много и тупо, кормили нас в сельской столовой так, что мы не наедались, и вообще это все было немного похоже на армию. Так что у меня были все причины на сцене, во время этого вечернего досуга, отоспаться. И все же выполнил я свою задачу как профессиональный актер, не по-человечески заснул, а по-актерски. То есть внешне я заснул, а внутри ни капельки не заснул. Аплодисменты гипнотизеру я воспринимал на свой счет. Я считал, что только ко мне они и относятся.

Вот, собственно, и вся история. Никто, даже Лешка, потом мне не поверили, что я этому гаду-гипнотизеру подыгрывал. Понимал меня только Герка, но его же турнули, и он даже ничего доказать своим не пытался. А уж нашим тем более! А то, с каким утешительным видом меня Лешка успокаивал, наталкивало на мысли, что он считает меня лжецом. А что объяснять? Помните песню Башлачева: там, в конце песни, тракторист Грибоедов Степан приходит домой, залезает в петлю и с собой кончает. Такой у него результат произошел после встречи с гипнотизером.

Другие времена, другие нравы! Хотя жили мы как раз в ту самую эпоху перемен, о которых пел Цой. И как раз в те самые времена, когда Башлачев эту самую песню написал. Выходит, что мы сами себя гипнотизировали насчет разных перемен. Вот и загипнотизировали, выходит, надолго.