Окену вдруг захотелось поплакать.
– Тетушка, расскажи, пожалуйста, что-нибудь! – в отчаянии просит Окен.
Сито снова пляшет в руках тетушки.
– Я не умею рассказывать, жеребенок мой. Что знает твоя старая тетушка. Это молодые знают. Много ездят, много видят, много знают.
– Тетушка, а дядя Айдаркул, он твой второй муж, правда?
Окен нарочно задает этот вопрос: он умеет разговорить свою теушку.
– Это не детского ума дело, – серьезно говорит тетушка. – Нехорошо задавать такие вопросы взрослым людям.
– Я не маленький, – жалобно возражает Окен, ниточка разговора вот-вот порвется. – Тетушка, а почему у тебя и у твоего Айдаркула-аке волосы белые, а у меня черные? И у мамы моей, и у отца?
– Ах, жеребенок мой! – откликается тетушка и потихоньку начинает рассказывать о тех временах, когда у нее, волосы были черные, как спина выдры, зубы были белые и крепкие, а лицо было как спелые яблоко. Был у твоей тетушки муж Бекмурза, но он погиб на войне.
“Бекмурзу убили, дяде Айдаркулу-аке руку отрезали – страшная война, – думает про себя Окен. – Дети у тетушки умерли во время войны – страшная война!”
Дядя Айдаркул тоже одинок.
У него есть две дочери, но они замужем, живут в большом городе, а старик любит горы.
Вот и живут они теперь вместе – тетушка и дядя Айдаркул, помогают матери и отцу Окена вести хозяйство.
– Человеку без человека не обойтись, – говорит тетушка. – Люди должны жить вместе.
– А как вы с Айдаркулом-аке узнали, что нужны друг другу? – спрашивает Окен.
Тетушка тихонько смеется, не отвечает.
– Ложись спать, жеребенок мой! А я пойду посмотрю, как там мой старик овец караулит. Молока выпьешь?
Окен крутит головой – нет. Зачем Окену молоко: ведь ягненок уже подрос.
Тетушка уходит.
Теперь Окен один в юрте.
Когда он вырастет и станет как отец, он будет ухаживать за тетушкой и дядей Айдаркулом.
Он будет работать, а они отдыхать.
Кричать на них и наказывать Окен не станет.
Он все время будет им улыбаться, будет рассказывать им веселые истории.
И тогда, наверное, волосы у тетушки и дяди Айдаркула снова станут черные, а их щеки будут как спелые яблоки.
Но когда же приедет мама?
Слезы льются сами.
Вернулась тетушка. Зажгла лампу.
– Что с тобой? Ты плачешь?
– Ма… мама. – только и может выговорить Окен.
– Мама скоро приедет. Может быть, даже завтра, в полдень
– Не утром? – В голосе мальчика надежда.
– Ближе к полудню. Жди.
VII
Он ждет. С самого утра.
Мама приедет ближе к полудню. Долго это или не очень? Время не поймешь. То оно тянется, тянется, и конца ему нет, а то летит, как самолет.
Когда приезжаешь в гости к Саяк-аке, кажется, не успеешь сесть за праздничную скатерть, расстилаемую для гостей, как уже ночь.
А вот когда с дядей Айдаркулом овец пасешь, время тянется, как лошадь, у которой на ногах короткие путы.
Сегодня для Окена все не так, все не этак.
Какие противные чуко5!
Разве можно такими чуко играть в альчики?
А этот надоедливый ягненок: все кричит, кричит. Противный!
Тетушка на кухне процеживает молоко.
– Можно, я сбегаю за холм посмотреть на солнце? – спрашивает Окен. – Может, оно заболело, что-то сегодня медленно идет по небу?
Тетушка гремит посудой. Плохое дело!
Когда посуда грохочет, лучше к тетушке не подходить.
– Тетушка! – несмело зовет Окен.
Она не отвечает. У нее что-то не ладится.
Звякнули ее серебряные украшения для кос.
От этих тяжелых украшений Окен уже пытался освободить ее, – тетушка забрасывает косы с тяжелыми украшениями с плеч за спину и уходит в юрту.
