— Рацию! Рацию забыли! — кричит мальчишка, догоняя мужчин. И, обернувшись, шепчет громко: — Только про волка никому не говорите, а то мать мне уши вывернет!
Я киваю.
Волк…
Волк…
Пропажа ребенка…
Оборотень…
Если оборотень появился в деревне…
Я сильнее сжимаю ручку маленького Энка.
И в этот момент отчаянно чувствую свою слабость. Мне хочется защитить его, спасти, так, как это было, когда он еще жил и развивался у меня под сердцем. Мы снова оказываемся под стрелой.
Как только мы доходим до оружейной лавки, становится ясно, что вся деревня стоит на ушах – люди собираются в группы и идут по секторам, чтобы искать пропажу. Это не рядовое событие – мальчик явно непросто пропал, потерялся или заблудился. В лицах людей читается страх, опасение и предчувствие перемен.
Все понимают: если в деревню пришел оборотень, за ним придут охотники, а это значит, что не поздоровится никому…
— Одамин! — от собственного имени едва не впадаю в панику, поддавшись общему нервозному состоянию.
Это Шогаши. Но я не сразу узнаю мужчину: седой бороды нет, вместо них – усы, и те немного подкрашены краской, вместо привычной уже банданы – синяя новая бейсболка, рубашка полурастегнута, открывая вид на сильные руки и мощную шею. Он явно выглядит не на свой возраст, намного лучше – моложе, задорнее. В глазах – темный блеск, он также озабочен будущей погоней.
— Одамин, хорошо, что ты здесь, — говорит он мне и подходит как можно ближе. От него даже пахнет иначе, мужчина сразу подтянулся и помолодел, но мне не хочется думать, что это случилось после моей прошлой реакции на его близость, потому что искать покровительство от мужчины сейчас для меня – последнее дело, второй раз я не хочу наступать на те же грабли. Чтобы самостоятельно, по собственной воле и решению прийти к мужчине за помощью, должно произойти что-то очень страшное, отчаянно – темное.
— Одамин, пока ребенок не будет найден, переезжай жить ко мне, там, на горе ты одна, мало ли что может случиться, — он говорит настороженно, но очень уверенно. В голосе – уверенность опытного воина, сталь человека, который привык к подчинению. — Если это оборотень, он точно придет в тот дом. Ты будешь легкой добычей!
Шогаши дотрагивается до моей руки, проводит пальцем по предплечью. Сжимает хватку на плече.
— Я смогу защитить тебя, переезжай.
В растерянности смотрю в сторону – туда, где по дороге идут люди с оружием, в сапогах, в которых можно идти по болотам, в куртках, защищающих от насекомых. Они намерены пойти глубоко в лес, а это значит, что в деревне обыскали уже каждый закоулок.
— Я…
В горле пересыхает.
— Близится полнолуние, а это значит, что если мы не поймаем оборотня, его силы возрастут…
— Полнолуние? — я растерянно смотрю то на Шогаши, то на дверь оружейной лавки позади него, откуда выходят вооруженные люди, то на Энка, который испуганно прижимается к моей ноге. — Оборотня?
Взгляд Шогаши становится темнее.
— Не тяни, иначе станет поздно.
Он делает шаг вперед, будто хочет коснуться губами моей щеки, но вовремя осекается и уходит, не оборачиваясь, в сторону большой площади, где, как я понимаю, развернулся штаб спасательной операции.
— Как же так, как же так, — бормочу я. Даже не могу себе представить, какие чувства испытывает владелица кондитерской лавки, поняв, что ребенка нет на месте. От этого сердце сжимается еще сильнее, обливается холодной кровью.
