Отец тети был военным с непростым, но справедливым и логически стройным, предсказуемым характером, а ее мать была женщиной очень доброй, покладистой и безмерно любящей как своего мужа, так и всех своих детей. Воспоминаний о них у меня сохранилось еще меньше, чем о родных бабушке с дедушкой, но, оглядываясь назад, могу сделать вывод, что имеющаяся у меня информация характеризовала всех бабушек и дедушек, как людей добрых, справедливых и ответственных, нежели гневливых и непоследовательных. Именно эти люди дали взнос на квартиру тете.
Когда мне маленькому рассказывали эту историю, конец ее всегда смазывался, не давая конкретного ответа на вопрос – почему именно тетя с мамой начали жить вместе? Материнская версия гласила, что они с тетей располагались на соседних строчках в таблице получателей и одновременно застали свою очередь. И версия могла бы быть правдивой, если бы не одно «но». Фамилия тети располагается в самом начале алфавита, а материнская – практически в конце. Не могу утверждать точно, возможно, мама и не лгала, но в детской голове это вызывало множество вопросов, так как к доске учительница вызывала нас строго по алфавиту, и расположение букв я узнал достаточно рано.
Тут необходимо сделать ремарку и сказать, что знакомые мамы с тетей, вдохновившись их примером, тоже решили объединиться и жить в одной квартире, купленной на общие деньги. Они и пой сей день живут вместе, однако ни детей, ни мужей у этих женщин нет. Женщины, о которых идет речь, приходятся маме с тетей близкими подругами, и, насколько я знаю, они тесно общаются до сих пор.
Определенно, совместное времяпрепровождение не могло не повлиять на решение жить вместе в общей квартире. И мать, и тетя учились в разных институтах, но по окончании были распределены в один город и поселены в одно общежитие, где и произошло их знакомство. Ловя обрывки их рассказов и воспоминаний, которыми они делились со мной маленьким, я узнал, что они вместе ходили в походы, вместе работали на приусадебном участке, вместе ездили отдыхать, и в целом их быт был неразрывно связан друг с другом. Все это оставило у них положительные впечатления и надолго сохранилось в памяти.
19 мая 1994 года, в солнечный весенний день тетя, сидя за рулем зеленого «Москвича», везла новорожденного меня и мою мать из роддома в недавно полученную квартиру. В тот момент они уже проживали совместно, строили далекоидущие планы и готовились к воспитанию нового человека (по крайней мере, хочется в это верить). Зайдя в квартиру и положив меня на небольшой стол, они, если верить их рассказам, смотрели на меня и рассуждали, какой я крошечный и беззащитный. При этом интонации, которые сквозили в их словах, отдавали удивлением и даже беспомощностью. Моей матери было психологически непросто держать меня на руках. Замечу, однако, что она сохранила родовые бирки, которые повязывали в роддоме, а также первый локон моих волос и множество ранних детских фотографий. Даже по истечении времени всем приходящим гостям она показывала эти фото и умилялась, рассматривая и комментируя их. Полагаю, ей просто был мил сам образ маленького ребенка, беззащитного человечка, говорящего односложными фразами. И ей нравилось, когда на прогулке люди подходили и говорили, что у меня ее глаза, а она могла с улыбкой ответить:
– Конечно! Это же мой сын.
Жаль только, что на этом хорошее отношение ко мне заканчивалось.
