И чуть легко мне стало на миг: не один я других обзываю.
Ни "опер", ни "хвост" не знали, а я-то, небось, знал и знаю… что Папа – что Папа запомнил, запомнил, как я, трудоустраиваясь в Здание, сказал кому-то:
–– Я следователь, а не милиционер.
Ночь, ночь…
Я с тоской ощутил одну потребность: глянуть на часы… Но не глянул.
Развернулся в сторону в обратную.
Я признался себе, что я трус – не то чтобы трус, а не верю себе, мне, вполне – не то чтобы не верю, а не твёрд в своём виденьи – не то чтобы не твёрд, а – трудно, трудно!..
Признался, наконец, себе, что моя даже сама озабоченность малая – не нужна, не нужна…
Я даже и вовсе никакой покой-то…
А – страшно.
Крикнуть про "понял" ещё громче хочется!..
Летним ярким утром, ранним-ранним, шёл я, с гулянки, что ли, не заходя в "общагу", прямо в Здание – а старшина, завхоз, за сеткой у Здания, где угнанные и прочие мото разные, отвинчивает – в мире, где он знает, что все ещё спят, – с мопеда мотор… И я с ним, нос ведь к носу, поздоровался… И такая ли была в тот час спокойно красивая природа, что особенно явной ощутилась во мне всегдашняя обида, обида – за обман. – Что я на эту природно красивую природу не смотрю поминутно!..
Потому-то я и живу там, в том мире, где всё – красота, мечта о красоте и усилие для красоты!
Обида за обман и сейчас: не потому что рядом как-то не по мне – а потому что не живу в мире лишь моём.
Ночь, ночь…
Я, оказалось, опять стою…
Буду же видеть отныне!..
Ведь Колыбель и Полеты!.. Неужели этого – мало?
Почему и этого – мало?!..
Чего – боюсь?..
Почему и того, и того мало, чтобы не бояться?..
И никуда и ни во что не спрятаться… Даже в любовь… Даже – в первую, которая, как почему-то чудится, ещё – будет!..
…Слова большие не говорю если, ничего, ничего не понять, не понять.
…Я живу на своей, на моей, планете. Очевидно. И о другом живущем – если о другом – не могу, не умею не думать так же. Ко всякому другому я – как к инопланетянину. С вниманием! С восторгом… С осторожностью…
Но раньше не было страха!..
Задрожал вдруг ночною – той особенной – дрожью.
Скелет машины на крыше гаража, скелет машины на крыше гаража…
Брата посадили – пахнуть стал Город иначе.
Ведь я не хочу, не хочу не только быть в этом Здании, где та… камера – но даже и вообще об этом знать!..
–– Хочешь быть чистеньким и честненьким? – вдруг спросил горловой Дрожащий ночной…
Спросил он, чтоб я не забыл о нём…
Остановился я, промолчал громко:
–– Да! Хочу. Не хочу даже. А – есть!
И – пусть посягают, что мне.
Здание трёхэтажное – и я наклонил голову к плечу, чтоб, может, лучше или как-то ещё его увидеть…
Если те немногие, кто – вхож, настолько вхожи, что им, таковским, претит ходить в баню, то, быть стало, все другие суть вхожие в баню.
…"Скучно"… Где-то есть такое слово.
Где-то есть такое время и место, где есть такое слово.
…Близка уж была широкая многоступенчатая…
Жил – и ни разу не видывал где-нибудь доски: "Суд", "Прокуратура" – покуда не поступил на юрфак.
Вот зашёл ли бы я хоть раз в таковое здание… из простого любопытства?!..
Досада жизни, досада жизни…
А что? – Отомстить себе за незнание и есть – броситься в крайность. (Нагрубил, убил или… призвал убить…)
Впервые словно я шёл в Здание – в то, где будто бы и впрямь те, кто в том мире, где "не задумываясь кидаются" и где это похвально.
Вступив же моей ногой на первую ступень, испугался вопроса: частить ли, или – степенно, или, как всегда, через две ступени?..
