Перед зеркалом утирался. Там, внутри его, не я, а пародия на меня… Костюм коричневый в полоску, свитер этот тонкий чёрный шерстяной, пальто ещё, шляпа – лишь это-то всем.
Меня Свищёв, приобщая к своему, к его, и уважая по-своему, по-евонному, назвал раз Дмитричем…
–– Петя я, Петя!
Теперь он меня – Петя, Пётр…
С омерзением вспомнилось – словно про чужой бинт на чужой ране:
–– Пусть молодые вкалывают! – старик следователь сказал начальству… промолчавшему в ответ на эту систему.
Не говорил я никогда и не стремился, и даже не мечтал себе однажды сказать так: ну, теперь я школу окончил… ну, теперь я армию отслужил… Ну, теперь я диплом получил… Ну, теперь я в партию вступил… или что-то в этом духе.
Видишь это? – Вижу.
Вот и все видят!.. Вот ты и… Митя…
Стыдно стало, что именно ко мне сейчас, может быть, придут за "ящиком"…
Стыдно, что ко мне, ко мне ходят, просят иной редкий бланк… Что у меня в календаре настольном: "9-00", "10-00", "11-00"…
Даже стыдно, что моё любимое занятие – прибираться, приводить всё в порядок…
И то, конечно, стыдно, что все тут теперь повторяют одну из моих нынешних триумфальных фраз:
–– Бездельник – следователь, у которого в производстве нет ни одного уголовного дела.
Стыдно, что теперь… коверкаю, само собою, слова…
Я – что, порядочный?..
Красиво как недавно ещё говорил себе, мне: человек – вообще существо с лишними движениями: спорт, война, преступность.
Это – так. Но и тут – недоговорённость какая-то…
И – догадка, что ли.
Подошвы мои горели – и думалось, конечно, – для спасения, для спасения…
Страшнее расщепления ядра атомного – приматовый скулёж: самая-де большая ценность мироздания!.. Если уж употреблять это – "человек" – слово, то в смысле – разве что на одном лужке!..
С другими-то живыми.
Шаги…
Посмотрел я на окно, на форточку…
Сказал шёпотом то, что сказалось:
–– Так не должно быть! Не может быть!.. Но – откуда я знаю, как я вообще мог узнать, что должно быть – иначе?..
Я, откровенно так сверившись, вздохнул:
–– Иначе – это я сам.
Шаги, шаги…
Взялся за карман, где часы… Вспомнилось, походя, забавное: "Сколько на ваших?" – смеялись мы, младшеклассники, этому, подслушанному, вопросу… А ведь это единственный возможный правдивый и честный – одного к другому – вопрос!
Уныло и обречённо я следил, как рука моя – делая это не для Брата, не для Брата! – в правом, со стороны сейфа, кармане пиджака под носовым платком, чтоб ключи не вывалились, нащупала, кончиком указательного пальца, из трёх, по привычке, ключей тот, что побольше и с одной бородкой… следил, как рука моя вытянула из кармана, как сунула сама, без моего глаза, без промаха, чуть пощупав лишь пальцем, как, по часовой, повернула два оборота… Уныло увидел аккуратную библиотечку аккуратно подшитых дел.
Покой порядка, покой порядка…
Так легче, что ли, перебывать?..
Из всех дел взял без промаха, по толщине корешка угадав, то дело, которое только и нужно было сию минуту.
И – сердце забилось, рот высох…
Я бегом – стакан, второй…
"За мной" был "человек" в камере, и… надо будет "спускаться"!..
Руки же мои сами вчерашнюю "обвиниловку" в машинку… пальцы зацепились, по краям машинки, за край стола…
Неужели я… умею печатать?..
"Малолетки"… пьяную тетку… не сымая с себя резиновых ихних сапог…
Хитрый – прочеловеческий призыв: "Мы живём в одном мире!" Он – призыв к войне каждого с каждым, точнее – всякого со всяким.
Ведь даже двоим не сесть на один стул, ложку одну сразу в два рта не сунуть, на берёзку не поглядеть абсолютно с одной точки…
