Ответа не было. Он забыл, что АУРА – это часть его нейроинтерфейса. Вне погружения она молчала.
Он прошел из кабинета в гостиную. Все было на своих местах. Их диван. Голографический проектор. Стопка книг на журнальном столике – его научпоп по истории и ее толстенные монографии по теории струн.
Все было в порядке. Все было реально.
Его взгляд упал на стену над диваном.
Там, где должна была висеть их большая свадебная фотография – та, где они дурачились под неоновым дождем в Новом Шанхае, – теперь висела картина.
Спокойная, безликая, в сине-серых тонах. Абстрактный пейзаж, изображающий то ли горы, то ли волны. Картина, которую он видел впервые в жизни.
Волна облегчения, затопившая его мгновение назад, отхлынула, оставив после себя ледяную, выжженную пустоту.
«Нет…» – прошептал он.
Он подошел к стене, как лунатик. Он коснулся рамы. Гладкая, холодная. Настоящая. Он провел пальцем по холсту. Шероховатая текстура краски. Это не была голограмма. Это была физическая картина.
Он помнил, как они вешали ту фотографию. Они спорили, ровно ли получилось. Элара принесла уровень, и они полчаса двигали ее на миллиметр вправо-влево, пока не добились идеала. Он помнил даже дырку в стене от гвоздя.
Он снял картину.
Стена под ней была идеально гладкой. Ни дырки. Ни царапины.
Паника, холодная и липкая, которую он сдерживал, прорвала плотину. Он бросился в спальню.
Ее сторона кровати была идеально заправлена, словно на ней никто не спал. На прикроватной тумбочке, где всегда лежал ее планшет и книга по квантовой механике, которую она читала перед сном, теперь стоял одинокий цифровой будильник. В ванной на полке был только его дезодорант и зубная щетка. Ее флакончиков, кремов, всего того хаоса, на который он всегда ворчал, не было.
Ее шкаф…
Он замер перед ним, боясь его открыть. Он знал, что там увидит. Или, точнее, чего не увидит.
Он рывком распахнул дверцы.
Его одежда. Только его. Ряды рубашек. Костюмы. Старые футболки. Все висело аккуратно, со слишком большими промежутками. Там, где должны были быть ее платья, ее смешные свитеры с оленями, та самая футболка «ОмниТеха» – была пустота. Словно ее здесь никогда и не было.
Он захлопнул дверцы и сполз по ним на пол. Он обхватил голову руками.
Это не просто сбой. Это вторжение. Кто-то проник в его дом. В его жизнь. И методично стирал ее следы. Заменял их. Переписывал его реальность.
Но зачем? И как? Это требовало ресурсов, которые были доступны только… правительству? Мега-корпорации?
Он снова вскочил. Кабинет. Ему нужны были ответы.
Он сел в кресло, снова надевая шлем.
– АУРА! Активация!
Мир снова померк.
– Записи с камер наблюдения квартиры за последние 12 часов! – приказал он, едва оказавшись в Море.
«Обрабатываю… — перед его мысленным взором появилось изображение с камеры в прихожей. – Вот запись сегодняшнего утра. 07:32».
На записи появился он сам. Он вышел из спальни, одетый. Подошел к двери. Остановился. Сказал в пустоту: «Увидимся вечером. Закажем китайскую лапшу. Настоящую». Затем, кивнув, добавил: «Договорились». Он улыбнулся пустому месту и вышел.
Каэл смотрел на экран, и у него перехватило дыхание. На записи он был один. Он говорил с воздухом. Он целовал воздух.
– Прокрути назад. Вчерашний вечер.
На экране замелькали кадры. Вот он возвращается с работы. Один. Разогревает в синтезаторе ужин на одну персону. Один. Садится смотреть фильм. На диване рядом с ним – пусто. Он смеется, поворачивается и что-то говорит пустому месту, жестикулируя.
