Собеседники неспешно пили вино, наслаждаясь долгожданным отдыхом. Марк, наконец, смог позволить себе привести себя в порядок, сменить одежду, поужинать и чувствовал себя почти счастливым человеком.
– О чем ты? Не следует же мне казнить всех тех легионеров, с которыми я воевал в Галлии, только за то, что они по ошибке сената оказались не на той стороне? Все желающие смогут вступить в ряды моей армии и продолжить службу. Тем преданнее они будут.
– Я говорил не о них, – ответил Марк. – Ты простил Агенобарба, он настроил против тебя массилийцев. Возможно, кто-то из тех, кого ты сегодня помиловал, однажды воткнет тебе нож в спину.
– Ты слишком подозрителен, Флавий! Они будут благодарны мне за то, что я сохранил их жизни и положение.
– Или будут ненавидеть тебя, считая себя униженными, и мечтать о мести.
– Пусть будут рядом, так проще узнать, не замыслили ли они что-то.
Флавий лишь покачал головой. Беспечность Помпея стоила ему армии, но Цезарь не желал учиться на чужих ошибках.
– Ты намерен продолжать поход, не так ли? – уточнил легат.
– Да, – не стал лукавить его собеседник. – Но умерь свое любопытство, еще не все собрались.
Мгновение спустя в палатку вошел легионер и доложил:
– Легаты Антоний и Брут просят принять их.
Цезарь утвердительно кивнул. Если присутствие Марка Антония было естественным, то появление Юния Брута[1] стало неожиданностью для Сцеволы. Еще вчера бывший сторонником Помпея, последний удивительно быстро сблизился с диктатором Рима. Как только новые участники собрания расположились, Гай Юлий продолжил:
– Легаты, после одержанной победы легионам нет необходимости продолжать находиться в Греции. Антоний, ты вернешься Рим, забрав с собой ветеранов. Я должен сдержать данное им слово и отпустить их. Вопрос наделения их землей решим позднее. Флавий, ты отправишься со мной. Твоя поддержка пригодится мне, когда я, наконец, встречусь с Помпеем. Юний, ты…
– Позволь мне сопровождать тебя, Цезарь, – перебил его Брут, но даже не получил замечания.
– Думаю, что смогу помочь тебе, – продолжил бывший помпеянец. – Я довольно долго находился рядом с Гнеем и могу предположить его дальнейшие действия, подсказать возможные пути отступления.
– Хорошо, – ответил Юлий. – Если тебе так угодно, я буду рад твоему обществу.
Антоний и Флавий переглянулись, но решили обсудить свои предположения позднее и без участия лишних свидетелей.
– Думаю, все мы заслужили отдых, – произнес Цезарь, давая понять, что присутствующие могут быть свободны. – Остальное обсудим позднее. Антоний, даю тебе неделю на сборы. Юний, задержись, мне нужно поговорить с тобой.
Оба легата вышли. В молчании они дошли до палатки Сцеволы. Только оказавшись внутри, мужчины смогли поговорить откровенно. Квинт присоединился к ним.
– Итак, что думаешь о новом союзнике Цезаря? – спросил Флавий. Он предпочитал узнавать мнение собеседника до того, как озвучивал собственное.
– Слишком быстро он принял нашу сторону. Я никогда не доверял подобным людям. Брут предал Помпея. Разве не может он повторить подобное в отношении Юлия?
– Да, меня тоже насторожила столь быстрая смена союзников.
– Почему он так поступил? – вступил в разговор Квинт. – У него есть причины доверять этому человеку?
Легаты переглянусь и усмехнулись, поняв, что подумали об одном и том же.
– Сервилия[2], мать Брута, долгое время была любовницей Цезаря, – ответил Флавий.
