Валентина закончила свои дни в психиатрической больнице, а Степан успешно продвигался по служебной лестнице. Учил молодёжь главному делу – строительству коммунизма. Жениться не женился, но женщин водил к себе часто.
Судьба Милочки решилась чудесным образом.
Зима отвоевалась. Начиналась весна. Мама с Раечкой вышли на улицу. Стояли на солнышке, наслаждались! К маме подошла женщина. Не из нашего дома. Разговор был более чем серьёзный. Женщину звали Елена Аркадьевна. Была она высокого роста, худощава, с гармоничными чертами лица. Её тёмные глаза были умны и спокойны. Елена Аркадьевна пришла объявить родителям Милочки, что девочку и ребёнка она забирает к себе. И ей нужны были свидетели. Моя мама заметила, что просто так Милочку не отдадут. Надо обратиться в суд. Елена Аркадьевна смотрела на маму чуть улыбаясь. «Эти отдадут» – сказала она.
Мама позвала тётю Нюсю Варайкину, фронтовичку Ирину Васильевну и Петра Ивановича – молодого мужчину, вернувшегося с войны без руки и ноги.
Мы все отправились к квартире 13. Видно было, что людям неприятно снова разговаривать и с Валентиной, и с её мужем – пламенным партийцем. У каждого перед глазами стояла одна и та же картина: еле живая девочка и младенец, завёрнутый в детскую кофточку.
Дверь тринадцатая квартира не открывала долго. Наконец на пороге появился Степан.
– Я жена того мерзавца, который изнасиловал Милочку, – представилась Елена Аркадьевна. Я забираю Милочку и ребёнка к себе.
– Да, но Ваш муж… – начал Степан Никанорович.
– У меня больше нет мужа, – отрезала Елена Аркадьевна.
Странная была реакция у Милочкиного отчима.
– Забирай! – Злобно сказал Степан и с силой захлопнул дверь.
– Гад! – коротко бросила Ирина Васильевна.
– Да уж, порядочным не назовёшь! – заметила мама.
– Попался бы ты мне на войне… – тихо, еле слышно сказал Пётр Иванович.
Елена Аркадьевна молчала и улыбалась одними губами. Глаза её полыхали ненавистью.
К чести нашей Вороньей Слободки, я должна сказать, что очень многие были готовы взять Милочку к себе. После войны люди жили бедно и прокормить ещё двоих было не так‐то просто! Но об этом никто не думал. Мои родители тоже хотели взять на воспитание Милочку и крохотного Костика, и папа шутя говорил, что вот Костик‐то нам и покажет, кто в доме хозяин и нашему женскому царству придёт конец!
Плохо было то, что Милочкины родители жили в этом же доме и всё, что случилось, случилось здесь, а не где‐то на другой улице. Опять собрали собрание. Выступила баба Маша. Поклонилась собранию и говорит: «Мужики, Вам решать, но негоже девке с дитём здеся проживать. Степан мужик партейный. Девка ему не родныя. Дитё у ей. Она Степану на што? Изведёть Степан девку, ох, изведёть! Окаянный! Пущай к той бабе идёть. Ить она бездетныя. Заместо детишкоф ей будуть».
На том и порешили.
Больше я Милочку не видела. Из дворовых разговоров знала, что Елена Аркадьевна оказалась прекрасной матерью и детей любила как своих.
Дом жил своей жизнью. Со Степаном Никаноровичем никто не общался. Мужчины руки ему не подавали. Дюжая бабка Василиса не упускала случая преградить Степану дорогу. Она вставала перед ним и кричала на весь двор: «Убивец! Лиходей! Анчихрист! Погоди, придёт твой судный час! Помрёшь ты смертию чёрныю!»
И ведь права оказалась! Во времена перестройки пламенный партиец никому не был нужен. В своё время Степан Никанорович окончил Центральную партийную школу и мог руководить строительством коммунизма. Но коммунизм больше не строили, а строили Храмы и ездили туда замаливать грехи. Пенсию никто никому не платил и на что жил пламенный партиец… кто ж его знает, на что. Степан очень быстро опустился. Из видного мужчины превратился в неряшливого старика, ненавидящего всех и вся. Наши коммуналки стали расселять. Новые жильцы делали невиданные доселе ремонты, жили на широкую ногу, сорили деньгами и не уважали власть. Степан начал воровать. Когда‐то Степан Никанорович был шофёром. Он без труда открывал иномарки и выгребал из них всё! А потом Степан исчез. И опять весь дом взбудоражила тринадцатая квартира.
