Детство длиною в жизнь… - страница 9
К Дусе у меня отношение было собственническое. Я переименовала Дульсинею в Дусюнду и ревновала ко всем, даже к маме. Дуся была старше меня на семь лет и ей купили туфли на каблуках.
У моей мамы был отменный вкус и одевала она нас с Дульсинеей очень изящно. Я хорошо помню Дусино пальто. Оно было василькового цвета, в талию и с пелериной. Васильковый цвет делал Дусины глаза ещё синее, а чёрный каракулевый воротничок оттенял белизну лица. Дуся была невысокой, коренастой, но сложена правильно. И пальто в талию ей очень шло. У нас у обеих были густые гладкие волосы. Мама научила мою Дусюнду красиво причёсываться, и Дуся смотрелась элегантно!
У Дульсинеи была шапочка. Её пошили по маминому эскизу на заказ. Называлась шапочка «менингитка». Каракуль плотно облегал Дусину головку. Сзади была прорезь. Гладкий, тяжёлый узел волос делал мою Дусюнду необыкновенно привлекательной. Мне казалось, что моя Дусюнда неотразима. И я была недалека от истины! Мамин вкус выгодно подчеркнул самое хорошее, что дала природа нашей Дульсинее и на неё заглядывались молодые люди.
Мой рассказ подходит к концу. Мне не удалось прожить жизнь рядом с моей Дусей. Она умерла в двадцать девять лет от скоротечного туберкулёза. Болела Дуся всего лишь неделю. Эта подлая болезнь протекала у неё бессимптомно…
Я много раз задавала себе вопрос, почему умерла Евдокия?
Надорвалась в войну! На женских и детских плечах держался тыл. Это они, женщины и дети, отдали свои жизни за Великую Победу.
Пусть будет проклята эта война!
Я так устроена, что все, кого я любила, не покидают меня. И моя Дульсинея‐Дусюнда со мной. Я состарилась, а она молода и красива! Пока был жив старый дом, я приходила в свой двор и слышала Дусин голос. Но дом снесли! И приходить мне больше некуда.
Баба Маша умерла раньше Дуси на пять лет.
Умерла она тихо, никого не побеспокоив…
Раечка родила ещё одного сына – Митеньку и бабушка Маша не спускала «сваво внука» с рук.
Вечером, как обычно, мы все вместе отужинали. Митенька пролил на бабушку молоко, а я разбила чашку. «Не к добру это, девка», пробормотала баба Маша. Её словам никто не придал значения. Была это примета или нет – я не знаю. Мы не верили в приметы. Пришёл Коля, забрал Раечку с детьми домой. Баба Маша всегда ночевала в «своём дому». Мама села проверять тетрадки, а мы с Дусюндой уткнулись в книги. Вечер как вечер. Тишина и покой…
В одиннадцатом часу в дверь позвонили. Открыл папа…
Я не могу объяснить почему, но мы с Дусей поняли, что что‐то случилось. К нам вошла мама. Бледная и неестественно спокойная.
– Девочки, умерла Мария Егоровна. Собирайтесь. Надо проститься…
Стоял стул, на котором сидела баба Маша. Её платок висел на спинке. Эту шаль бабушке подарила мама. Бабушка не брала её домой. Старая женщина накидывала «шальку» на плечи, садясь за стол. Из уважения к хозяевам! Всё было как всегда… А бабушки больше нет… Она умерла! Дуня обняла меня за плечи и прижала к себе…
Мои родители похоронили Марию Егоровну очень достойно.
Эта никому неизвестная женщина возложила на Алтарь Победы мужа и двух сыновей! Она прожила долгую жизнь, не запятнав ни одного дня. Я склоняю голову перед её честью и мужеством!
Сколько их, осиротевших в ту страшную войну, доживали свой век в нищете и болезнях?! Их никто не считал!
Закончилась война и о них забыли!
Забыли о женщинах, заслуживших бессмертие!
Пройдут годы и бумеранг поразит забывчивых. Покарает зло!