Все закончилось, так и не успев начаться.
Повернув голову, я смотрела в окно на снежинки. Такие легкие, красивые, такие белые. Но снег меня больше не радует. И не злит. У меня нет ненависти ни к чему и ни к кому, кроме Филатова и Вяземского.
Я равнодушна.
Внутри меня пустота.
Я не заметила, как снова уснула. Последствия анестезии. Последствия уничтожения моего счастья.
В этот раз мне ничего не снилось. Скорее всего, уровень стресса, лекарства и пережитая операция дали сбой в моем организме, и я проспала очень долго и без сновидений. А когда проснулась, пожалела, что все еще не умерла.
― Доброе утро, дочка, ― услышала ненавистный голос и даже не посмотрела в сторону Филатова.
Видеть его не хочу.
― Отворачиваешься? А ведь я убираю последствия твоей глупости.
Я прикрыла глаза, не в силах терпеть это ничтожество, именуемое моим отцом.
― Теперь ты чистая во всех смыслах.
«Осталось плеву новую пришить», ― хотелось съязвить, да только вот сил не было рот открыть. Или это все из‐за моей ненависти к нему.
― Маленькая, глупая девочка. Что же ты творишь.
Я распахнула глаза, в шоке уставившись в окно. Получается, это я виновата в случившемся?
― Ничего бы этого не было, если бы ты не решила взбрыкнуть перед свадьбой. И возлюбленный твой был бы жив, и ребенка бы носила от Тимура. А ты… натворила делов, а мне расхлебывай.
Я резко повернула голову в сторону Филатова и, одарив его ненавистным взглядом, прошипела сквозь зубы:
― Я мечтаю о том дне, когда смогу сдохнуть! Сдохнуть, чтобы ни тебя, ни Вяземского не видеть! Ублюдки.
― Тише, девочка, тише. Это у тебя последствия после наркоза. Совсем скоро тебе станет легче.
― Это у меня последствия больного на голову отца. Ты сделал все, чтобы я тебя ненавидела.
― Ты там что‐то говорила о воспитании, о детстве, о любви к тебе? Так вот, дорогая, я тебя не воспитывал шлюхой. Мы с матерью прививали тебе хорошие качества, а не то, чтобы ты в койку прыгала к первому попавшемуся на твоем пути мужику.
― Не говори мне о маме ничего. Ты даже памяти о ней не стоишь. Ты уничтожил ее любовь к тебе. Она бы никогда тебе не простила этого. Никогда. Я любила Диму, любила и была с ним счастлива. А ты сам бросил меня в постель к Тимуру.
― Это ты преувеличиваешь. Я в вашу комнату даже не ходил. А вот ты поступила бесстыдно, после жениха побежала к какому‐то мужику! Ты предала Тимура и теперь будешь умолять, чтобы он простил тебя.
― Если бы только мама тебя слышала…
― Мамы больше нет! И хватит о ней вспоминать! Ты будешь теперь делать только то, что скажу тебе я или твой муж. Иначе…
― Ты можешь говорить что угодно, можешь запугивать меня чем хочешь. Мне все равно. Мне плевать, что вы теперь со мной сделаете. Хотите, убейте, я буду только рада. А терять мне больше нечего. Вы лишили меня всего. Вы лишили меня всех, ради кого я хотела жить. А теперь нет смысла.
― Твой муж вправит тебе мозги. И ты прекратишь нести всякую херню. Семейная жизнь пойдет тебе на пользу.
Я медленно покачала головой, ощущая, как новый приступ боли снова выворачивает мою душу наизнанку.
― Обещаю, если выберусь, я убью себя.
― Только посмей, тварь, ― Филатов сорвался со стула и больно схватил меня за шею, ― только посмей, и я тебя с того света достану!
13. Глава 12
Воскресенский
Я смотрел на документ, который мне отдал Мирон, и не мог поверить. Не мог поверить, что все это правда. Хотелось посмотреть в глаза друга и сказать, что такими вещами не шутят. Хотелось закричать во всю глотку и дать понять, что я не принимаю данную информацию. Не хочу ее воспринимать всерьез. Но понимаю, что бумажка не подделка. Не фикция, не чья‐то злая шутка.
