А она лежала в постели, глядя в потолок, но сон не приходил.
Париж.
Это слово звучало в её голове, словно набат.
Она представляла его – живой, шумный, наполненный светом и тайнами. Он не был похож на её родной дом, не был заточен в правила и условности, не диктовал каждое движение, не прятал всё живое под слоем золочёной традиции.
Но была ли это правда? Или же её представления о свободе были просто красивой иллюзией, созданной на страницах книг и в записях путешественников?
Её губы дрогнули в слабой усмешке.
«Ты не понимаешь, в какой мир хочешь ступить», – сказал отец.
И, возможно, он был прав.
Но это не означало, что она отступит.
Она встала, подошла к окну и открыла ставни. Ночь была ясной, воздух наполняли запахи влажной травы и далёкого моря. Где-то внизу, в парке, сонно ухнула сова.
Ферида провела пальцами по деревянной раме, ощущая подушечками неровности краски.
Она знала, что это путешествие будет не просто поездкой.
Это был поворот.
И если Париж действительно изменит её – она сделает так, чтобы он изменил её навсегда.
Приготовления начались уже на следующее утро.
Служанки суетились в её комнатах, перетряхивая платья, отбирая самые элегантные из них. Швеи уже прибыли – отец заранее предусмотрел, что в столице она должна выглядеть безупречно. Ювелиры принесли новые украшения. Гувернантка составляла список рекомендованных знакомых, с кем ей следует поддерживать связь.
Ферида позволяла им делать свою работу, но не участвовала.
Она наблюдала со стороны, слушала разговоры, принимала наряды – но всё это казалось ей театром, в котором она пока ещё вынуждена играть навязанную роль.
«Ты едешь туда, чтобы учиться», – сказал отец.
«Ты едешь туда, чтобы выйти замуж за более выгодную партию», – добавила бы мама, если бы была жива.
Но она сама знала:
Она едет в Париж, чтобы стать другой.
День отъезда наступил неожиданно быстро.
На рассвете экипаж уже стоял у главного входа. Вещи были уложены, слуги суетились, запрягая лошадей.
Отец спустился на крыльцо, одетый в строгий мундир, с тем же невозмутимым лицом, что и всегда. Он ничего не сказал – только жестом велел подать Фериде руку, когда она подошла.
Она подняла на него взгляд.
И впервые увидела в его глазах сомнение.
Это длилось лишь миг.
А затем он заговорил, холодно и чётко:
– Ты должна помнить, кто ты есть.
Ферида сжала пальцы на перчатках.
– Конечно, отец.
Он кивнул, удовлетворённый её ответом.
– Береги себя.
Она кивнула в ответ.
А затем поднялась в экипаж.
Когда колёса тронулись с места, она почувствовала, как сердце подпрыгнуло в груди.
Париж ждал её.
И что-то внутри подсказывало – назад пути не будет.
Когда экипаж тронулся, оставляя за собой величественные ворота семейного поместья, Ферида не обернулась.
Она знала, что если посмотрит назад, если задержит взгляд хоть на секунду, в душе закрадётся что-то ненужное – либо сомнение, либо воспоминание о детстве, либо сожаление о том, что она покидает единственный мир, который знала.
Но ей не нужен был этот груз.
Вместо этого она устремила взгляд вперёд, туда, где дорога, покрытая утренней дымкой, исчезала среди холмов.
День обещал быть жарким. Воздух уже сейчас начинал наполняться сухим, густым ароматом лаванды и нагретого камня. Колёса экипажа скрипели по мостовой, лёгкий ветер играл с занавесками на окнах кареты, и Ферида, откинувшись на спинку сиденья, позволила этому мягкому движению успокоить её.
