Читать онлайн Ирвин Тесс - ЭФРОЗОН. Архитектура наблюдения

Ночь опустилась на Галлеон беззвучно, словно тяжёлое бархатное одеяло, опутавшее купола и шпили города. Хрупкие огни эфрозоновых фонарей, расставленных по улицам, дрожали в густом тумане, окрашивая небо в неестественно-синий цвет. Этот туман – остатки выбросов из недр планеты – был настолько плотен, что казался материей, а не воздушным покровом: он настойчиво лился в переулки, забивался под арки и даже проникал сквозь старинные деревянные двери, оставляя за собой сладковатый, слегка горький привкус.

В час, когда большинство жителей Галлеона отдалися горячему сну в своих уютных куполах, лейтенант Вайолет Ярн и расследователь Дирекции исследований Исаак Дарби стояли у массивной чугунной входной двери лаборатории «Киллмор и партнёры». Усилие их дыхания образовывало едва заметные облачка в холодном воздухе коридора, где стены, кажется, пропитались историей неудавшихся опытов и прожитых надежд.

– Дарби, – тихо сказала Ярн, пристально оглядывая дверь. – Это точно то место? Никто не выходил отсюда уже двое суток.

– По записям Дирекции, доктор Херберт Киллмор в последний раз пересылал свой отчёт о прогрессе всего шесть дней назад, – ответил Дарби. Он достал из нагрудного кармана тонкий планшет и смахнул несколько электронных карточек. – После этого связи с ним не было. Коллеги сообщили о странных звуках в подпольной секции и о том, что один из ассистентов исчез.

Ярн прикоснулась к массивному рычагу – он заскрежетал, словно недоверчивый страж, и дверь медленно отворилась. Внутри царил беспорядок: разбросанные чертежи, опрокинутые инструменты, а в центре зала – большое прозрачное куполообразное устройство, усыпанное крапинками жёлтой росы конденсата. Мельчайшие провода и оптические волокна, торчащие из корпуса, напоминали нервы какого-то огромного существа.

– Похоже, эксперимент был прерван внезапно… – прошептал Дарби, внимательно разглядывая купол. – Если я правильно понимаю, внутри должен был находиться образец новой модификации эфрозонового сердечника.

Ярн шагнула вперёд и почувствовала едва уловимое покалывание на кончиках пальцев – эфрозоновые искажения здесь действительно были сильны. Она наклонилась и заметила на полу что-то странное: аккуратную кожаную перчатку, испачканную глубокими сине-серыми пятнами. Перчатка лежала словно выкинутая, но к ней была прикреплена тончайшая цепочка, уводящая под самый край купола.

– Здесь… устройство, – сказала Ярн, осторожно подняв перчатку. Внутри кожуры, на уровне ладони, едва заметно мерцал микроскопический квадрант – «сигнализатор», прототип передатчика нового поколения. – Не просто считыватель данных, – прошептала она. – Похоже, он фиксирует эмоциональный отклик оператора.

Дарби встрепенулся:

– Эмоции. Значит, не только температура и давление, но и… воспоминания?

– Именно. Это могло позволить учёному «переживать» свою работу, словно путешествовать во времени. Но если такое устройство попало в неправильные руки…

Внезапно сквозь тёмный коридор послышался тихий скрип – словно кто-то осторожно подбирался к двери. Ярн тут же насторожилась, правой рукой инстинктивно ухватив рукоять энергетического пистолета.

– Кто там? – холодно спросила она.

Ответом стало лишь эхо её голоса и ускоренное, прерывистое дыхание. Дарби и Ярн переглянулись, и он кивнул: пора идти по следу.

Они двинулись вдоль коридора, ступая тихо, чтобы не нарушить ловящую в уши тишину. Стены здесь были обшиты блестящими металлическими панелями, отражавшими искаженную форму силуэтов. По бокам мерцали дисплеи с нечитабельными цифрами – вероятно, отчёты об экспериментах, прерванных некогда. Наконец перед ними открылся небольшой ангар, где стоял старый анодный компаунд-дозатор, покрытый плёнкой из эфрозонового налёта.

– Здесь проводили испытания, – сделал вывод Дарби и приблизился к цилиндру. Его когтистая тень ударилась о холодный металл. – Именно здесь появилась аномалия, способная обрушить всю структуру эфрозоновых сетей.

Ярн осторожно провела пальцем по поверхности цилиндра и ощутила слабую вибрацию: металл казался живым. Её лицо побледнело.

– Это вовсе не металлолом… – проговорила она, вслушиваясь. – Он реагирует на наше присутствие.

Дарби склонился, прижав к уху маленький сенсор:

– Тс-с-с… слышите?

Ярн напряглась. Вначале был лишь тихий гул, затем почти незаметная дробь, словно кто-то постукивал по внутренней поверхности – звук был слишком приглушённым, чтобы можно было его отнести к электрическому шуму.

– Похоже на… стук сердца, – прошептала она. – Или на голос, пытающийся пробиться сквозь толщу металла.

Вдруг Дарби двинулся в сторону задней стены, где зиял тускло освещённый люк. Он поднёс фонарь к приборному ящику у люка и прочитал несколько символов:

«Δβ-19: Контакт не установлен. Возможна утечка эмо-частиц. Протокол 7B.»

– Это… – начал он, затем замолчал, словно слова застопорились на языке.

Ярн посмотрела на него; в её глазах горел интерес, смешанный с лёгким страхом.

– Мы многое должны выяснить, – сказала она твёрдо. – Но сначала – кто-то ещё здесь. И он, вероятно, вооружён.

Дарби кивнул, сжимая в руке планшет.

– Тогда придётся идти налегке. Пистолеты, плащи, фонари и… дедукция.

– И немного удачи, – улыбнулась Ярн. – Без неё ни один случай не раскрывается до конца.

Они открыли люк, ведущий ниже – в самуюглубь лаборатории, где, по слухам, и спрятан был самый ценный эксперимент Киллмора. Скользнув внутрь, они оказались в узком коридоре, стены которого были увешаны прозрачными ёмкостями с плазмой эфрозона. В свете их призрачного синевато-зелёного сияния тени играли причудливые узоры, а воздух вибрировал от едва ощутимого электрического заряда.

– Держитесь рядом, – предупредила Ярн, – здесь и начинается настоящее приключение.

В её голосе не было ни страха, ни сомнений – лишь непоколебимая решимость докопаться до истины любой ценой. А Исаак Дарби, глядя на мерцающие стенки и слыша вдалеке глухой стук, понял: это расследование пойдет гораздо дальше обычного исчезновения учёного. Он еще не знал, что за этим стоит нечто куда более могущественное, чем преступление или политическая интрига. Что-то, что ждет своего часа, чтобы пробудиться в сердце эфрозона и потребовать от человечества новых жертв…

Дарби и Ярн продвигались всё дальше по узкому коридору, весь пол которого был усеян капсулами эфрозона разного размера. Каждая капсула походила на гигантскую каплю янтаря, внутри которой пружинило лёгкое, тягучее свечение. Оно отражалось в стеклянных стенах лаборатории, создавая ложные коридоры и призрачных двойников. Лейтенант осторожно прикоснулась к одной из капсул: металл дернулся под её пальцами, как будто реагируя на прикосновение живого существа.

– Осторожнее, – прошептал Дарби, – в одной из таких капсул начиналось «погружение» – эксперимент по усилению когнитивных связей с эфрозоном. Говорят, что первые добровольцы теряли разум и начинали слышать голоса…

– Я помню отчёты, – кивнула Ярн, – но официально все «побочные эффекты» списали на перегрузку нервной системы. Никто не рассказывал, что на самом деле слышал звуки – будто плачущие и смеющиеся существа.

Коридор расходился на три ответвления. Дарби вынул фонарь и направил его по правой стене: там была грубо сбитая дверь из ребристой стали, из-под которой сочилась серо-голубая жидкость. Похоже, кто-то давно нарушил герметичность.

– Это место наверняка связано с исчезновением ассистентов, – сказал он. – Они, должно быть, спускались сюда.

Ярн шагнула к двери и попыталась ухватить рычажок. Тщетно – он заедал. Тогда она извлекла складной отмычек и, приложив усилие, принялась вращать цилиндр. Легкий щелчок – и дверь с трудом поддалась, открывая проход в небольшую камеру.

Внутри было пять столов, покрытых тонкими металлическими панелями, а над каждым из них свисали арматуры и экраны. Но главное – в центре стоял прозрачный бокс, в котором мерцал человек: худощавый силуэт, безмятежно покачивающийся в суспензии эфрозона. Лицо его было спокойно, словно спал; только волосы, плавно разлетающиеся в жидкости, придавали картине что-то фантасмагорическое. Рядом с боксом – отключённый компьютер, на экране которого мигала надпись:

«Сердце эфрозона: инициализация прервана на 42 %»

– Что за… – выдохнула Ярн. – Это… живая марионетка.

– По моим данным, доктор Киллмор собирался поместить в такую среду добровольца, – произнёс Дарби, приближаясь. – Но где он сам? И где остальные три учёных?

Ярн подошла к панели управления бокса и нажала кнопку «Скан». Экран мигнул, насколько это позволял старый интерфейс, и выдал серию графиков:

1. Эмо-волны: пики на уровне критической амплитуды.

2. Нейро-импульсы: хаотические вспышки, похожие на разряды молний.

3. Аномальные флуктуации сознания: 78 % времени «никакого сознания», 22 % – «расщеплённое восприятие».

– Он не просто теряет сознание, – прочитала Ярн. – Он взаимодействует… что-то внутри плёнки эфрозона реагирует на его подсознание.

– Значит, вера о «механическом сне» оказалась преувеличенной, – сухо заметил Дарби. – Здесь более опасная вещь – открытый канал связи между человеческим разумом и разумом эфрозона.

Вдруг бокс зашипел, и жидкость внутри начала бурлить, как если бы закачивали новую порцию эфрозона. Человек внутри встряхнулся, выпустил изо рта пузырьки, а затем его тело дрогнуло, словно он просыпался.

– Слушайте… – Ярн взяла фонарь и высветила лицо в бокс: бледное, с застывшими каплями эфрозона на ресницах. – Доктор Киллмор?

Человек открыл глаза: они сияли холодным синим светом, не совсем человеческим. Вслед за ним бокс легонько вибрировал, а из глушителя вырвался шёпот:

«…Не бойтесь… Я знаю вас… Я слышал вашу память…»

Ярн и Дарби замерли, вглядываясь в полупрозрачную пленку, сквозь которую этот голос проникал. Дарби приложил палец к сканеру на двери бокса, и та, послушно, отъехала вдоль рельс, выпуская докторa на свободу. Он упал на колени, тяжело дыша, и протянул руку к Ярн:

– Вы слышите? Это… это не я говорю. Это он… он рядом.

Ярн подала ему руку, помогая подняться, а Дарби отступил немного в сторону, включил на планшете запись и произнёс:

– Фиксируем свидетельские показания. Скажи, что именно слышал ты?

– Шёпот… зов… двойной зов: ласковый и грозный одновременно. Он звал меня по имени, но в то же время предупреждал обо всём живом на этой планете.

Дарби нахмурился:

– Это совпадает с перехватами на «Перекате». Они говорили о сигнале, но хотели назвать его «эхом эфрозона».

Ярн подняла взгляд на доктора Киллмора:

– Рассказывай всё, как было. И не скрывай ничего.

Тот кивнул и опёрся о стену камеры:

– Когда я активировал сердечник, пространство вокруг словно… расплавилось. Я увидел небо через призму эфрозона: молнии, которые рисовали… лица. И я понял, что планета не просто живая – она думает. Её мысли… это бескрайний океан, в котором можно утонуть.

Сердце Дарби сжалось: первый ключ к разгадке у них уже в руках. Но впереди ждали ещё вопросы: кто остановил активацию, почему остальные учёные исчезли и что в итоге за голос пробуждается из эфрозона.

Ярн, выслушав последние слова Киллмора, подняла бинокль и направила его на стену напротив – там был большой проём, за которым, по словам доктора, находился «главный реактор» лаборатории. Тонкий луч света прорезал тьму, открывая вид на громадный сферический объект, испещрённый магистральными трубопроводами и опоясанный платформами обслуживания.