Андрей среагировал инстинктивно, не раздумывая. Он шагнул вперед и резко выбросил руку, успев подхватить ее под локоть прежде, чем она упала.
Его пальцы сомкнулись на рукаве ее темного пальто. Он ощутил под тканью неожиданную твердость ее руки, хрупкость ее тела. В тот же миг она подняла на него глаза.
Их взгляды встретились. На одно короткое, бесконечное мгновение мир вокруг – серый снег, низкое небо, тишина – перестал существовать. Были только ее темные, глубокие глаза, в которых он на этот раз не увидел ни иронии, ни отстраненности. Только что-то прямое, открытое, удивленное. И еще – странный, почти ощутимый разряд, прошедший между ними. Не просто тепло от прикосновения, а именно вспышка, короткое замыкание в их обычном, дистанцированном взаимодействии. Разрыв в ткани их молчаливого ритуала.
Но это длилось лишь долю секунды. Лика тут же обрела равновесие и мягко, но настойчиво высвободила свою руку из его хватки. Движение было плавным, контролируемым, оно не выглядело как отстранение или неловкость, скорее, как сознательное восстановление нарушенной границы.
Она отступила на шаг назад, на твердый берег. Ее лицо снова стало спокойным, непроницаемым, лишь легкий румянец проступил на щеках – от мороза или от пережитого момента? Она не сказала «спасибо». Не прокомментировала произошедшее. Она просто посмотрела на него еще секунду тем же глубоким, нечитаемым взглядом, а затем молча продолжила путь.
Андрей остался стоять у ручья, ощущая покалывание в пальцах там, где он касался ее руки. Призрак джазовой мелодии смешался с ощущением этого внезапного, реального прикосновения. Два разных разрыва в монотонности дня. Один – слуховой, призрачный. Другой – тактильный, неоспоримый. Оба оставили после себя след, нарушив привычный ход вещей. Он посмотрел ей вслед, на ее удаляющуюся фигуру с ярким красным шарфом, и двинулся за ней, чувствуя, что невидимая нить между ними стала еще сложнее, еще запутаннее.
5. День пятый: Разговор в темноте (первое подслушивание)
Пятый день их странного ритуала прошел по уже знакомому сценарию – встреча, молчаливая прогулка по бескрайним снежным полям, возвращение в город на пороге густеющих сумерек. Но что-то изменилось. После вчерашнего инцидента у ручья – мимолетного прикосновения, этого короткого замыкания в их привычной дистанции – воздух между ними казался немного иным. Не более напряженным, нет, скорее, заряженным каким-то новым, невысказанным знанием. Андрей ловил себя на том, что чаще смотрит на Лику, пытаясь угадать что-то за ее спокойной маской, но ее темные глаза оставались такими же непроницаемыми.
Поздний вечер застал Андрея в его квартире. За окном давно стемнело, чернильная темнота зимней ночи плотно обволакивала город. Лишь тусклый свет одинокого уличного фонаря выхватывал из мрака заснеженный купол церкви напротив, превращая его в призрачный силуэт на фоне черного неба. В комнате горела только настольная лампа, ее теплый желтый свет падал на раскрытую книгу (очередной том французского постструктурализма, который он пытался переводить, но мысли постоянно уплывали) и стопки других книг, громоздящиеся вокруг. Было тихо. Та самая глубокая, вязкая тишина провинциальной ночи, когда замирают все звуки, кроме едва слышного дыхания спящего дома – слабого гудения холодильника на кухне, редкого потрескивания старых половиц. Андрей сидел в кресле, погруженный в чтение или, скорее, в попытку чтения, время от времени потирая замерзшие пальцы – в квартире было прохладно, отопление едва справлялось с зимней стужей.
