Дом старый и обшарпанный; окна затянуты пыльными, непроницаемыми для света шторами; садик зарос бурьяном. Складывалось ощущение, что дом не жилой. Таким запущенным и опустелым он казался.
Дарина нажала на кнопку звонка. Звука не последовало. Тогда она тронула дверь рукой. Та со скрипом открылась, предоставляя взору женщины сумрак и хлам запустения. Дарина вошла внутрь, притворила за собой дверь. Вонь немытой посуды и протухших остатков еды ударила в ноздри. Но это её не смутило. Она не была неженкой и чистоплюйкой изначально. Пошарив по комнатам первого этажа и не найдя там ничего привлекательного, она поднялась наверх. Дверь в спальню была приоткрыта. Дарина заглянула в комнату и замерла, совершенно убитая картиной распахнувшейся перед ней.
В глубине комнаты, на покрытой грязной до черноты, скомканной простынёй кровати, в позе эмбриона лежал Эван. Он не шевелился и казался мёртвым. Дарина робко подошла к нему и воззрилась на того, кого так страстно хотела видеть.
Эвка изменился до неузнаваемости. Одетый в одежду не первой свежести, он был грязен, очень худ, давно не брит и от него несло смрадом мертвечины. Она тихонько тронула его за плечо. Эвка был тёплым. И вздохнула облегчённо, когда нащупала слабое биение сонной артерии на шее. Значит он был живым. Но он не отреагировал на прикосновение. И тогда она перевернула его на спину, почувствовав себя огромной хищной зверюгой, которая натолкнулась на падаль и теперь заинтересованно разглядывала её, пытаясь сообразить, что тут съедобно, а что нет. Эвка показался зверюге абсолютно не съедобным. Но Дарина осторожно стянула липкое от пота одеяло с его груди и продолжала рассматривать мужчину. А тот, не открывая глаз, не соображая, что происходит, с трудом разомкнул запекшиеся губы и промямлил через силу.
– Констанццо, оставь его там… – и протянул Дарине мокрую ассигнацию. Она удивлённо приняла бумажку. Эвка со стоном отвернулся к стене, принимая прежнюю позу. Он оставался совсем безразличным и, наблюдая происходящее, Дарине не оставалось ничего, кроме как сокрушённо покачать головой.
Она ещё некоторое время стояла возле кровати, не понимая, что происходит. Но одно она понимала чётко. С Эвкой твориться что-то из ряда вон выходящее. Что он нуждается в помощи, что он медленно умирает, забытый и заброшенный всеми. Что он бессилен и напуган пожирающей его изнутри тварью настолько, что предпочитает находиться в полном неведении страшной реальности творящейся с ним.
Дарина опустила дорожную сумку на пол, стянула с себя куртку и небрежно бросила её на кресло, заваленное нестиранными шмотками.
– Если мне придётся здесь ночевать, то только не в такой вони! – заключила она.
Спустившись вниз, она клацнула выключателем. Лампочка вспыхнула и взорвалась. Дарина зло усмехнулась.
– Для начала надо лампочку купить и поесть чего-нибудь. Чего-нибудь такого лёгкого! куриный бульон вполне подойдёт, я думаю…
*****
Если и существуют на свете духи нечистот, то сейчас они улепётывали из этого дома со свистом. Дарина отрыла среди скомканной упаковочной бумаги магнитофон и врубила в него диск с музыкой Эвана. Под эту музыку она легко и быстро разделалась с бардаком. Не утруждая себя ни мытьём посуды, ни разгребанием вещей. Она просто выкинула всё в мусор. Вымыла пол и стёрла пыль. Изведя, таким образом, нечистоты на первом и втором этажах, Дарина наконец-то ввалилась в спальню с тряпкой и ведром воды, и остановилась в нерешительности. Эван больше не лежал на постели. Он сидел на ней. Его правая рука была перетянута резиновым шнуром, и он, дрожа и морщась, вгонял себе в вену иглу шприца. А рядом с ним, прямо на полу валялся порванный пакетик от героина, стальная ложка и зажигалка.
