Вскоре на адрес четы Оттовичей пришло письмо с приглашением от старой знакомой. Прочитав его, барон все понял и скривился.
- Не мытьем, так катаньем, ваше величество? Посмотрим.
- Что там? – Выглянула из-за его плеча улыбающаяся девушка.
- Приглашение на литературный вечер, мон ами, к сестре императора.
- Надо же, как замечательно! - Вскрикнула она, выхватывая из рук мужа бумагу с гербом Романовых. - Там самый лучший салон во всем Петербурге и туда практически не попасть. А тут такое! – И она закружилась по комнате.
- Чему так радуешься, душа моя? - Он грустно посмотрел на танцующую супругу.
- Так там собираются самые известные литераторы столицы, да будет тебе известно. - Продолжала она кружиться и напевать что-то.
Он не мог огорчать отказом, как бы ему не хотелось, своей любимой женщине, притом беременной, но был неприятно взволнован, и тем, что это его прежняя визави и тем, что здесь чувствовалась рука императора. А это был ход конем.
- Что же, ваше величество, - сквозь зубы прошептал он, сощурившись, - теперь мой ход.
* * *
Санки с четой Оттовичей остановились перед дворцом генерал-фельдмаршала Осиповича, чье имя носила Елизавета Кирилловна, двоюродная сестра по материнской линии, присланная еще маленькой девочкой из отчего дома в Штеттине. Она выросла при дворе, была крещена и получила образование, вместе с детьми Павла. Они считали кроткую, белокурую и синеглазую девушку своей сестрой и любили ее. Императрица, ее тетка и мать Николая и Александра, не раз пыталась выдать ту замуж, но не находилось подходящей пары: царствующие дома Европы не считали ее достойной, а своих она не жаловала. Да и брат Александр не притеснял, желал видеть ее счастливой. А вот связь с бароном, пресек и не позволил случиться неудачному, с его точки зрения, союзу. И хоть по крови они были схожи, да титул маловат, не позволил, а на высказанные слова сестры о диктате, вспылил и обозлился. Вот и получилось то, что получилось: она в слезах и вскоре в замужестве, он в ссылке и далеко, в Оренбурге.
Дом был расцвечен огнями. За большими окнами угадывался зал, и даже снаружи слышались смех и музыка. Поднявшись на второй этаж, барон почувствовал раздражение, скулы свело от напряжения, руки похолодели и сжались в кулаки. Вся его фигура говорила, что он готов к бою, к сражению за свою любовь. Дарья же была весела. Ее любопытство читалось на юном личике и глаза сверкали от удовольствия. Их встретила хозяйка, и барон успокоился, увидев лишь любезность на ее лице, вкупе с равнодушием. Оглядев зал, он не увидел императора и тоже успокоился.
- Может, все мои мысли были лишь больным воображением? - Корил он себя, наблюдая, как Елизавета знакомит жену с молодыми литераторами, успевшими нашуметь в салонах и театрах своими произведениями и своими выходками.
Слухи шли за ними веером и даже опережали их. И при том они были вольны, язвительны и веселы. Их настроение передавалось присутствующим, и тут гуляла волна открытых чувств, желаний и ярких эмоций. Это захватывало и придавало вечеру вкус страсти и ощущение наслаждения. Танцы под пианино, слуги с подносами с бокалами шампанского и фруктов, смех и легкие разговоры, споры о литературе и тут же стихи и мадригалы. Каждый кружок быстро образовывался и столь же быстро разбегался. Новые ощущения требовали и новых лиц. И уже разбрелись кто куда пары, пришедшие вместе, общались друг с другом еле знакомые и вовсе незнакомые. Все это создавало какой-то конгломерат легкой взаимосвязи и соприкосновений и это очаровывало и увлекало.
