Дарья и сама не знала, что может так ревновать. Ее сердце разрывалось от несправедливости, и волна упреков захлестнула поникшего барона.
- Вы, Виктор Иванович, показали себя с такой стороны, с которой я не могла и подумать! - Раздраженно ходила по гостиной Дарья. - Как вы могли так низко пасть? Как, при живой жене целоваться и при том с таким жаром? Вы все еще любите эту женщину? Только не врите мне, - кричала она, и слезы текли по щекам, злые, отчаянные слезы.
- Я могу тебе ответить лишь то, что сам испытал и почувствовал - НЕ знаю, что на меня нашло. Может наваждение какое-то. Сам не понимаю и каюсь. Прости, если можешь. Больше это не повторится, поверь.
Он упал перед ней на колени и схватил за руки. Прижался к ладоням, целуя пальцы. Потом встал и рывком притянул к себе рыдающую Дарью. Она, уткнувшись в грудь лицом, все говорила и говорила, как он ее совсем не любит, как поменял на другую, как ей тяжело и горько. Он соглашался и повторял, целуя в мокрые глаза и щеки, что он дурак, подлец, негодяй и она права, и только так его теперь нужно называть. Она, в конце концов, согласилась с этими эпитетами и затихла в его объятиях.
В эту ночь они безумствовали, то ли от бурной ссоры, то ли от происшедшего на вечере. Их тела взлетали в огне желаний и сплетались в вожделении. Потом Дарья заснула, закинув ногу на его бедро и охватив рукой за грудь, а он прижал ее к себе, закрыв глаза от нежности и умиления.
Он лежал и не мог уснуть, вспоминая сегодняшний вечер и ее, свою бывшую любовь. И понял себя, понял, почему тАк целовал эту женщину. Он прощался, прощался со своей молодостью.
Дарья заворочалась, замычала и прижалась к нему, почти перебравшись на грудь. Он тихо поцеловал ее в висок.
- Спи, любовь моя, и пусть тебе приснится только самое хорошее.
12. Глава 12.
Полковник Оттович был в полку, когда пришло уведомление о его командировке на Урал к Демидову. Он должен проинспектировать поставку пушек, что отливались по госзаказу. На это должно уйти месяц.
- Дорогая, - целовал он мокрые щеки встревоженной жены, - дни пролетят быстро, ты и не заметишь. Я не могу отказаться - приказ императора, к тому же я военный и приказы обязан выполнять. А ты жди меня. Обещаю, что не задержусь и буду вовремя, может даже с опережением, как пойдут дела. И привезу тебе подарки.
- Ты мой единственный подарок, - всхлипывала Дарья, цепляясь за теплый плащ мужа, - очень буду скучать.
- Я тоже, - шептал он и вытирал слезы тыльной стороной ладони, - Береги себя и нашего ребенка.
Она кивала и плакала. Он уезжал с тяжелым сердцем, будто чувствовал что-то нехорошее. Сел в санки и накрывшись пологом крикнул:
- Трогай!
Ворота закрылись, и Дарья осталась у окна, утирая слезы. Она не знала, что ей делать, как-то все здесь было связано с ним, с его запахом, с его вещами. Она бродила по дому и повторяла, что нельзя так горевать, чай, не на войну, всего месяц. Он пролетит незаметно, и муж вернется и все будет, как и прежде, везде его улыбка, чуть хрипловатый смех, чарующая голос. И еще его объятия, мягкие губы и сильное тело. Дарья всхлипнула, качнула головой и передернула плечами. Вытерла слезы и направилась в кабинет, чтобы разобрать письма и отписаться от приглашений в связи с командировкой мужа. Оставила только несколько: от Галициных, от Бенкендорф и … от Осипович Елизаветы Кирилловны. Она посетит их одна на дневном рауте. Голицыных, так как обещалась в прошлый их визит на святках, Бенкендорф, так как притулилась к этой милой женщине и полюбила ее с первого раза, а к бывшей любовнице мужа … потому что хотела убедиться, что Виктор ей не врал и она действительно тогда прощалась с ним. Не надо было бы терзать себя, но какая-то сила гнала ее туда, где она получила укол ревности, до сего момента не испытанного ею.
