Тот самый офицер, который намедни беседовал с ним, подошел к повозке и жестом приказал солдатам выгрузить Федьку.
«Вы, мосье князь, теперь наш гость, – произнес офицер с едва заметной усмешкой. – И, смею заверить, условия здесь будут несколько лучше, чем те, к которым вы, должно быть, уже привыкли».
Федька с кряхтеньем выбрался из повозки, стараясь не показать, как ноет раненая нога. Он огляделся. Его аристократический статус и знание языков, похоже, действительно привлекли внимание высшего командования французов. Ну, или его неимоверное обаяние, в чем он сам был абсолютно уверен.
«Гость, говорите? – Федька усмехнулся. – Надеюсь, ваш хлеб-соль включает не только баланду, но и что-нибудь покрепче. И, желательно, с женским обществом. А то я, знаете ли, уже начал забывать, как выглядят приличные женщины, не измазанные грязью и потом».
Офицер лишь хмыкнул. «Ваши пристрастия, мосье князь, нам известны. Но сейчас вам предстоит встреча. С весьма… важной персоной».
Федьку провели по длинным коридорам, обитым гобеленами, которые явно повидали лучшие времена, но все еще хранили следы былой роскоши. В воздухе витал запах старой пыли, воска и чего-то неуловимо официального. Они остановились у массивной двери.
«Приготовьтесь, мосье, – сказал офицер, открывая дверь. – И постарайтесь вести себя… достойно».
Федька лишь хмыкнул. «Достойно? Это вряд ли. Я обычно веду себя так, как мне вздумается. Но попробую. Если там будет что-нибудь интересное».
В кабинете было просторно и светло. За большим столом, заваленным картами и бумагами, сидел человек, чью внешность Федька узнал бы из тысячи. Невысокий, но внушительный, с проницательным, цепким взглядом. Наполеон Бонапарт. Или, по крайней мере, один из его ближайших приближенных, кто-то из тех, кто дышал императорской волей и служил её воплощением.
Это была первая встреча Федьки с кем-то из высших эшелонов французской власти. Он ожидал увидеть надменность, высокомерие, но вместо этого встретил взгляд, полный холодного расчета и… легкой усталости.
«Мосье Щукин?» – произнес человек за столом, его голос был низким и властным, но без лишней театральности. – «О вас ходят… интересные слухи. Вы, говорят, не промах. И умеете извлечь выгоду из любой ситуации».
Федька поклонился, насколько позволяла раненая нога. «Ваша Светлость… или как там вас принято называть… Слухи, они как девки легкого поведения – никогда не врут полностью, но и правды всей не скажут. Я – человек скромный. Но, признаюсь, талантами не обделен. Особенно, когда речь заходит о выживании и… ну, вы поняли».
Человек за столом позволил себе легкую улыбку. «Понимаю. Ваше… непринужденное общение с нашими солдатами, ваше знание языка. Всё это не осталось незамеченным. Мы, мосье Щукин, ищем людей, которые мыслят… нестандартно. И вы, кажется, из таких».
«Нестандартно? – Федька усмехнулся. – Да я вообще, если честно, полный абсурд. Но, как показывает практика, в этом мире абсурд часто бывает куда полезнее здравого смысла. Особенно, когда речь идет о войне. Или о женщинах».
«Женщины пока подождут, мосье. А вот война… Война – это серьёзно. Мы предлагаем вам… сотрудничество. Не воевать, нет. Но быть… полезным. Возможно, при дворе. Вы, говорят, весьма… обаятельны».
Федька внутренне ликовал. Его интуиция не подвела. Из простой жертвы обстоятельств он превращался в нечто большее. В инструмент. А инструмент, который хорошо себя зарекомендовал, всегда получает лучшую смазку и самый комфортный ящик.
