Габриэль. Спасённый во тьме - страница 42
Я закатываю глаза.
Отлично. Приятно познакомиться – Беа, наркоманка-говорун.
– Лучше бы тебе сбавить обороты. – продолжает Сандра. – До тебя здесь была другая девочка. Она всё время плакала и кричала. Они приходили и что-то ей кололи. Думаю, чтобы она замолчала. Потому что она кричала: «Хватит, пожалуйста! Не надо больше!»
Она замирает. А я просто молчу, потому что не могу найти слов. Только слушаю.
– В последний раз… они, наверное, дали ей слишком много. Она затихла. Совсем.
Ком в горле. Воздух вдруг становится вязким, как патока.
– Я… я была на улице в ту ночь, когда меня схватили, – вдруг говорит она. – Долго не возвращалась. Устала слушать, как мама с её парнем ссорятся. Соседи стучали по стенам и орали, чтобы мы заткнулись. Но в ту ночь… он ударил её. Жестоко. Надо было остаться в комнате. Надо было вызвать копов. – она тяжело выдыхает. – Но я вышла. Побродить. Подышать.
Я прижимаю ладонь к сердцу. Не потому что болит – а потому что не верю, что сердце ещё бьётся.
– Сколько тебе лет, Сандра?
– Шестнадцать. А тебе?
– Двадцать три.
– Я, наверное, не доживу до семнадцати, – тихо говорит Сандра. – Ты ведь понимаешь, зачем мы здесь… правда?
– У меня есть догадка, – отвечаю я, скользя взглядом по комнате. Больше похожей на кладовку, чем на камеру. Запачканный матрас на полу, скомканное грязное одеяло. Ни одного окна. Замок – снаружи.
Да, у меня есть догадка.
– Тебе страшно? – почти шёпотом спрашивает она.
– Нет.
– Врёшь.
– Возможно. – Я откидываюсь назад, упираясь плечами в холодную стену. – Но в эту минуту – правда нет. Не знаю, как объяснить… Просто поняла одну вещь: страх не спасает. Он не помогает – ни в опасности, ни в горе. Он только забирает силы.
– Думаю, всё зависит от ситуации, – отвечает Сандра и замолкает.
Мы сидим в тишине. Только где-то за стеной гудит труба, и это единственное, что доказывает: мир снаружи всё ещё существует.
– Тебе нравилась школа? – спрашивает она вдруг.
Смешно, что именно это она хочет обсудить. Но я отвечаю:
– О, нет. Вовсе нет. Но я всё равно училась. Заставила себя закончить всё пораньше, поступила в колледж. Стала заниматься фотографией.
– Фотографией? Что ты снимаешь?
– В основном коммерцию: свадьбы, выпускные, новорождённых… семейные портреты. Но если удаётся выбраться из города – пейзажи, природу. Путешествия вдохновляют. Это помогает чувствовать себя живой.
– Звучит здорово… – говорит она, и в её голосе появляется тихая мечта. – А если мы выберемся отсюда… ты покажешь мне свои работы?
– Конечно, – отвечаю я, и как только произношу это, понимаю, что по-настоящему хочу сдержать обещание. Но в груди замирает – потому что шанс на «если» кажется пугающе призрачным.
– Я люблю писать и рисовать, – неожиданно признаётся она.
– Правда? Что ты пишешь?
– Короткие рассказы. Иногда стихи. Особенно когда злюсь или когда не могу уснуть.
– Может, когда-нибудь я прочитаю что-нибудь твоё, – говорю я, – я обожаю читать.
– А что ты читаешь?
Меня заливает румянец. Я прочищаю горло, будто пытаюсь проглотить смущение:
– Эм… в основном романтику. Такие истории о тех, кому чуть за двадцать – колледж, взрослая жизнь только начинается, первая серьёзная любовь, ошибки, страсть, драма… Типа «новая взрослая проза», если так можно сказать.
– Ага… понятно. Ты любишь «шаловливые» книжки, – хихикает она.
Габриэль, читающий вслух мои книги. Его голос, лениво звучащий сквозь пар в ванной. Мы вдвоём, смеющиеся в постели над каким-то диалогом, пока всё не заканчивалось поцелуями… и дальше.Я тоже хихикаю, но в ту же секунду воспоминание ударяет, как током.