ТРРРРРРР! ТРРРРРРР! ВВВВВВЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗ!
Работа стала абсолютно невозможной. Мысли разлетались, как стая испуганных ворон. Он не мог сосредоточиться даже на том, чтобы просто прочитать знакомую строчку. Звук был всепоглощающим, заполняя собой все пространство, всю тишину, все мысли.
Он попытался подождать. Может, это ненадолго? Может, они вешают картину? Но нет. Монотонное, изнуряющее бурение продолжалось. С короткими паузами, дающими ложную надежду, и новыми, еще более яростными атаками на его слух и рассудок.
Величко встал и прошелся по комнате, зажимая уши руками. Бесполезно. Вибрация шла через стены, через пол. Он выглянул в окно – в квартире Петровых горел свет. Что они там делают? Разбирают несущую стену посреди ночи?
Самым издевательским было то, что шум начался именно в тот момент, когда он сел за работу. Не раньше, не днем, когда он был в институте. А сейчас. Словно кто-то наверху точно знал, когда он попытается сосредоточиться, и включил свою адскую машину по сигналу.
Он в отчаянии посмотрел на распечатки с глифами. Молчаливые, загадочные символы казались теперь еще более далекими и недостижимыми на фоне этого оглушительного хаоса. Его убежище было взломано. Акустическая атака. Совершенно бытовая, объяснимая (ну, почти – ночной ремонт?), но такая же эффективная, как и прямой саботаж. Тетя Валя, отчет Лазарева, теперь это… Компоненты абсурда складывались в единую, удручающую картину. Его выталкивали. Его отвлекали. Ему мешали. И помехи становились все более грубыми и навязчивыми.
5.
Следующие дни превратились для Величко в дурной сон наяву, в вязкий кошмар из раздерганных мыслей и невыносимого напряжения. Его мир, еще недавно целиком принадлежавший ему и его глифам, теперь трещал по швам под натиском враждебной реальности.
Он сидел за столом в своем кабинете, пытаясь выжать из себя хоть каплю продуктивности для пафлагонского отчета. Над головой с упорством дятла-мутанта продолжал свою работу перфоратор Петровых. Он не буравил теперь постоянно, но включался внезапно, с оглушительным ревом, именно в те моменты, когда Величко казалось, что он поймал нить мысли – неважно, касалась ли она древних диалектов или еще более древних Протоглифов. Каждый удар отдавался в висках, рвал хрупкую ткань концентрации.
Взгляд его то и дело соскальзывал с унылого текста отчета на стопку распечаток с глифами, манящую, как запретный плод. Там, в этих странных знаках, таился настоящий смысл, настоящая работа. Он видел их внутренним взором, чувствовал их загадочную логику где-то на грани понимания. Но стоило ему протянуть к ним ментальное щупальце, как сознание немедленно атаковали другие мысли.
«Тетя Валя… Послезавтра утром… Куда их селить? Диван… Господи, диван завален книгами… Надо разбирать…»
Потом взгляд цеплялся за календарь на стене. «Пятница… Отчет… Шаблон 12-АР… Найти папку… Архив… Идиот Лазарев…»
А сверху снова: ВВВВВВЗЗЗЗЗЗ! ТРРРРР!
Он стискивал зубы, чувствуя, как внутри закипает глухое, бессильное раздражение. Его разрывали на части. Каждая из этих проблем – родственники, отчет, шум – была по-своему банальной, бытовой. Любой другой человек, наверное, просто пожал бы плечами и как-то разрулил ситуацию. Но для Величко, чья жизнь и работа требовали почти абсолютной изоляции и концентрации, это была катастрофа. Это была комбинация помех, которая работала с дьявольской точностью, рассеивая его внимание, высасывая энергию, отравляя саму атмосферу его убежища.
