Когда они выбрались наружу, солнце уже начинало пробиваться сквозь разорванные облака, окрашивая небо в нежные оттенки розового и золотого. Дождь почти прекратился, оставив после себя лишь свежий запах озона и мокрой земли. Галерея "Эхо Тишины" стояла перед ними, освещенная новым светом, ее старинные стены казались обновленными, будто омытыми стихией.
Лея посмотрела на Артема. Он стоял рядом, его волосы были немного влажными от дождя, а на лице играл свет. Он выглядел умиротворенным, но в его глазах все еще читалась та особая глубина, которая так притягивала ее. Сегодняшний день, этот неожиданный шторм, этот откровенный разговор в разрушенной часовне – все это стало для Леи поворотным моментом. "Трещины в фасаде" были обнажены, и это было страшно, но одновременно и освобождающе.
Она понимала, что их сближение только начинается. Это не будет быстрая страсть. Это будет медленный, осторожный процесс, похожий на реставрацию старинного здания – снятие слоев, обнажение истинного, укрепление фундамента. И она была готова к этому. Готова к тому, чтобы "Хрустальные поцелуи" медленно, но, верно, начали проявляться между ними.
После шторма и неожиданного откровения в старой часовне Лея чувствовала себя странно – опустошенной, но в то же время обновленной, словно гроза смыла с нее часть накопившейся пыли. Слова Артема о хрупкости и исцелении глубоко запали в ее душу. Весь следующий день она провела в работе, но теперь ее движения были не такими механическими, как прежде. В каждом прикосновении к стеклу, в каждом мазке карандаша на эскизах чувствовалась новая, едва уловимая энергия.
Вечером, после того как галерея была закрыта, а Артем уехал, чтобы обработать собранные данные, Лея решила навестить свою мать, Елену. Это был их еженедельный ритуал – воскресный ужин, но сегодня вторник, и Лея почувствовала острую необходимость поговорить с кем-то, кто знал ее дольше, чем она сама себя помнила. С кем-то, кто мог бы почувствовать ее перемены, даже если она сама еще не до конца их осознавала.
Квартира Мамы всегда была оплотом порядка и спокойствия. Изысканная, наполненная ароматами старых книг, лаванды и свежеиспеченных пирогов, она была отражением самой Елены – элегантной, строгой пианистки, чьи пальцы могли извлекать из клавиш как нежнейшие мелодии, так и мощные, пронзительные аккорды. Мама была воплощением силы и стойкости, никогда не жаловалась, никогда не проявляла слабости, даже когда жизнь наносила ей удары. Именно от нее Лея унаследовала свою сдержанность и привычку держать эмоции под контролем.
Лея нажала на звонок. Дверь почти сразу открылась, и на пороге появилась Мама. Ей было за пятьдесят, но возраст, казалось, лишь придал ее облику благородства. Седые пряди в ее темных волосах лишь подчеркивали глубину ее глаз. Она была одета в строгое домашнее платье, ее волосы были аккуратно убраны. Единственное, что слегка отличалось от обычного – Лея заметила, что Мама выглядит чуть более бледной, чем обычно, и под глазами легли еле заметные тени. Но Лея списала это на обычную усталость. Мама всегда много работала.
"Лея! Какая неожиданность," – голос Мамы был теплым, но в нем проскользнула легкая нотка удивления. – "Что-то случилось?"
"Нет, мама, ничего особенного. Просто захотелось тебя навестить. Есть немного времени," – Лея обняла Маму, почувствовав легкую хрупкость ее плеч. – "Как ты себя чувствуешь?"
