Спорить Василиса не стала. Глотнула сбитню, почесала корочку пореза на скуле и продолжила рассказ:
— Меня Иванушка в лесу нашёл. В сумерках уже. Стрела-то далече улетела, в самую чащу! А я тогда за грибами вышла — деда порадовать. Старенький был уже, не вставал совсем, а хотелось ему масляток, — и примолкла, утирая слезу. — Так и не поел. Я… Мне-то волю царскую исполнять надо было, кто ж с царём-то да царевичами спорит? Вот я… — и сглотнула, чувствуя, как дрожит голос: — А когда навестить после свадьбы разрешили, я пришла, а он уже окостенел весь. Не дождался меня.
Всхлипнула, а мельничиха не выдержала и пересела на лавку к ней, чтобы обнять:
— Ну-ну, не плачь, девонька! Марена к каждому в свой час приходит, а богам виднее. Может, то дед твой и подсобил, прежде чем Серой дорогою уйти, а? Богов попросил, чтоб за тобою приглядели, судьбу твою устроили. Такую-то удачу не всякому даруют!.. — но осеклась, будто вдруг поняла, что царевна-то не там, а тут сидит, щёки мокрые утирает.
Василиса нехотя покивала, но внезапно разревелась ещё горше:
— Иванушка меня как увидал, так и подумал, что сами боги ему невесту и подобрали! — сквозь слёзы рассказывала она. — А раз боги, то точно уж красавицу писаную! В груди тесна, в талии узка, на голос певуча, как и положено! — утёрлась, отдышалась и спокойнее продолжила: — А в чащобе темно уж было, лицо у меня в крови опосля стрелы, он лишь стан мой и разглядел, да как начал речи толкать — я и сло́ва против молвить не успела! Всю дружину оповестил, что нашлась ему невеста-краса, братья обзавидуются!.. А потом из чащобы вывел, да поздно уж было…
— Да уж, — вклинился мельник, крякнув, — слово царевича не кисель, так просто с блюда не смоешь.
— То-то и оно, — согласилась царевна. — Раз сказал дружине, что невеста — я, так назад уж и не повернуть. Пришлось вести к отцу и жениться. За руку на венчании держал, а сам, я видала, аж дрожал, как противно было…
И опять слёзы покатились.
— И что же, всё равно женился? Даж тебя не спросив? — заглядывая в лицо, ахнула мельничиха.
— Так куда им деваться от воли царя-батюшки-то? — вместо Василисы ответил хозяин. — Жанилси как миленький, и нам всем по чарке прислал, как водится!
По глазам окружающих гостья видела, что любопытство разыгралось не на шутку, да только как подступиться не знают, поэтому продолжила без понуканий сама:
— Мы свадьбу на следующий день сыграли. Меня ж, как царевич в терем привёл, в бане, почитай, всю ночь парили, отмыть пытались. Думали, мож, перема́залась я, да ежели поскребсти сильнее, то красна де́вица явится? К полуночи уж перестали. Заплели меня только, серпом махнули, а дале — гадать засели. И мне погадали. Сказали, что нашептал мне баенник супруга царских кровей, который мне лик жабий исправит, я и поверила, что пришёл мой час. Обрадовалась, рубаху ему до рассвета вышивала, пока не глядел никто, чтоб честь по чести хоть так. Бесприданница же я совсем, и не чаяла, что замуж возьмёт кто-то, вот и…
— Занавески положено, рушнич… — начала было перечислять бабка, подпирая голову в цветастом платке, но на неё шикнули, и гостья продолжила:
— Рубашку я утром отправила, да не успели отнести, видать — в другой был Иванушка. Да я и не думала про то уж — чуть не опоздала. Заснула на столе прям, и ко́ли б не девки, что одевать пришли, не явилась бы! А дале думала — обвенчают, так я и похорошею. Да не сработало колдовство. Я вот… — тут она быстро взглянула на притихших детей, но потом нехотя тише призналась: — думала, что как девичества лишусь, так и падёт-то проклятье Кощеево. Да побрезговал царевич. Не случилось.
