— Вставай, красавица, — тихо проговорила матушка. — Пора тебе в твои палаты идти — приготовили.
— Палаты? — удивилась она, сонно озираясь. — А сейчас-то чего?
— Так лучше будет, де́вица, поверь мне, хорошо? — и жестом поманила за собой.
Василиса выбралась из-под одеяла, нашарила лапти и встала. Зябко поёжилась и шагнула к фигуре у окна.
— Ты, красавица, сейчас меня послушай, — подняла палец матушка. — За дверью Дунька Косоглазка стои́т, ты за ней иди, — усмехнулась грустно: — Уж не говорливые у нас девки, ты прости. Подружки не найдёшь, но Дуньку я к тебе приставила. Ты ей приказ дай, она сделает, что нужно, аль проводит куда, как похозяйничать решишь.
Глянула в окошко на зарю и продолжила:
— Меня не ищи, собой занимайся. Тебе сейчас отогреваться надобно, так что лежи, ешь и пей. Сказки читай, аль вышивай. Хватит с тебя пока ли́ха, отдохнуть надобно.
— А как же? — протянула девушка. — А помочь я ж тебе обещалась, я же?..
— Успеется, — подняла ладонь старушка, — но не сейчас — позже. Сейчас в палатах своих обживайся, — глянула на тёмную башню на фоне неба и улыбнулась тепло-тепло, сама будто солнышко. Повернулась и заверила: — А Камила не бойся, не выгонит. Да только ближайшие дни на глаза ему лучше не попадайся, в башне пересиди. А дальше уж как отойдёт он, так и иди с угощением. Он-то на вид только грозный, а тепло живое очень ему надобно. А ты — красавица. Ты-то справишься — вижу.
Не успела царевна ещё что-то сказать, да и со сна не очень соображала хорошо, а старушка уже бесслышно посеменила к двери, маня за собой, и указала на выход:
— Давай, красавица. Ступай, — велела она и у самого порога остановилась. — И знай, Василиса, моё благословение есть у тебя. А дальше — уж сами решайте.
— Хорошо, — растерянно покивала девушка и потянулась к ручке.
За дверью и впрямь стояла молчаливая девка с пустым взглядом, а в руках свеча. На звук не среагировала, но едва Василиса вышла, двинулась по лестнице вниз. Царевна было за ней направилась, но остановилась и обернулась. Старушка следом так и не показалась. В темноте горницы удалось разглядеть лишь разгорающуюся зарю, что высвечивала за окошком тёмные, покрытые изморозью сте́ны замка во дворе. Видать, отдыхать прилегла матушка.
— И верно. Столько хлопот из-за меня! — виновато вздохнула девушка. — Повезло же мне, что миловали боги и добрых людей послали.
Дунька Косоглазка послушно притормозила на ступе́нях, ожидая гостью, и тут же двинулась без оглядки, едва та отвернулась и сделала шаг вниз.
Шли они долго. Сперва спустились к каменной баньке, которая вплотную примыкала к этому крылу за́мка, чтоб Василиса наскоро умылась. Потом направились к выходу во внутренний двор. Сенной отдал царевне сапожки и набросил на плечи её полушубок, а затем с фонарём-черепом проводил через морозный тёмный двор в противоположное крыло. Едва они оказались внутри, полушубок забрали. Только вот, похоже, беспоко́йники не заметили, что в тёмных сырых хоромах ещё холоднее, чем на улице. Но спорить Василиса не решилась и пошла за бредущей вверх Дунькой по длинной винтовой лестнице.
Впрочем, когда поднялись до нужного этажа, она уже забыла о полушубке, что нёс следом сенной, а вытирала со лба пот и задыхалась. Мужик же, как и приставленная зало́жная, казалось, и не заметили, сколько ногами отмахали, а стояли себе, и ни груди не вздымалось, ни пара из ноздрей и рта не валило. Зато хоть студёный воздух тут был не таким, как вчера у Кощея, а как и бывает с мороза на рассвете — вроде и холод лютый, но хоть мёртвым себя не чувствуешь, и даже румянец задорно разливается, отогревая рябые щёки.
