– Подброшено в мой котёл. Между ромашкой и чертополохом, – сказала она, поднося лист ближе. – Думаю, адресат – ты.
– “Суд”. Это официально?
– Это предупреждение. Или приглашение. Или… приговор.
Он вздохнул.
– То есть меня вызвали на корпоративный трибунал? Без повестки, без протокола?
– Именно. Ты стал инородным знанием. Теперь ты должен объясниться – или исчезнуть.
Тем временем, у шатра хана…
Караш-Буга стоял перед Батыем, с папкой под мышкой. Внутри – обрывки схем, вырезанные из уцелевших диаграмм Жбана.
– Ваше высокородие, прошу взглянуть. Вот – “двухфакторная система эскалации” и “поток визуальной ответственности”. А вот – “таблица мертвых и KPI выживших”.
Хан смотрел долго.
– Это… непонятно. Но пугает.
– Именно. Я подозреваю – это магия нового века. Она не требует рун. Только слов и схем.
– Он утверждает, что управляет лучше?
– Он подменяет управление алгоритмами. Сегодня – таблица. Завтра – вы станете пунктом в её строке.
Хан помолчал.
– А если он прав?
– Тогда мы все – неправы. А Орда не может быть неправа.
Жбан сидел у обгоревшей доски. Настасья – напротив. Хельга стояла, спиной к ним.
– Нам нужно устроить планёрку, – сказал он.
– Ты с ума сошёл?
– Нет. Но если меня обвиняют – я хочу, чтобы все услышали мою сторону, прежде чем их уши займёт Буга.
– Планёрка перед судом? – Хельга подняла бровь.
– Назовём это… “оперативная синхронизация рисков и надежд”.
– Ты же понимаешь, они ждут, что ты сломаешься.
– Значит, не сломаюсь. И если это конец – он будет структурированным.
– Собирайтесь. Все. Срочно. У костра, без флажков, без ролей, – сказал Жбан.
Настасья посмотрела на него:
– Тебя обвиняют в тайном подмене власти. А ты зовёшь на митинг?
– Нет. Я зову на первую в истории открытую синхронизацию неравных позиций.
Хельга усмехнулась:
– Звучит как способ умереть стоя.
– Именно.
Костёр пылал, вокруг – около двадцати человек: старосты, ремесленники, пара князей, трое подростков, не ушедших потому что “интересно, чё будет”.
Жбан встал в центре.
– Мне грозит суд. Не формальный. И даже не честный.
Но… он будет.
– А за что тебя? – спросил один из старост.
– За структуру. За идеи. За… PowerPoint.
(тишина)
– Простите. За магию, которую я не применял.
Но которая изменила всё.
– Значит, всё зря? – донёсся голос. – Опять вернутся палки и налог “на улыбку”?
– Не если мы решим, что не зря.
Стук. Тишина.
Появляется Караш-Буга.
Плащ – чёрный. Улыбка – натянутая, как струна на лютне палача.
– О, какая встреча. Я просто проходил мимо. Запах дыма – и я подумал: не жгут ли тут моё терпение?
Жбан даже не обернулся:
– У нас встреча. Без оружия. Только слова.
– А слова, милый, бывают острее стрел.
Он сел. Все замолчали. Только Леонтий Сторож, монах, посапывал под дубом.
– Я предлагаю, – начал Жбан, – чтобы каждый сказал, что ему непонятно в новой системе. И мы это обсудим.
– Мне непонятно, – сказал Караш, – почему ты называешь деревенских “участниками процесса”, а не “плательщиками дани”. Это – подмена понятий?
– Нет. Это смена перспективы.
– А если я скажу, что перспектива – это то, что рисует художник, чтобы продать ложь?
– Тогда ты – критик, Караш. Но не создатель.
Леонтий поднял голову.
– Слушаю, а вино внутри как будто греется… Ты знаешь, что вода тоже может утопить, если её наливать ведрами сверху?
Жбан хмыкнул.
– Я пытаюсь капать. По капле.
– А они уже тонут. Потому что капли – из будущего. А они живут в прошлом. Их крыша – это страх. А твой PowerPoint – это молния.
