Инсоленс. Пустая из Кадора - страница 36

Но у самых ворот сада я не выдерживаю – оглядываюсь. И вижу.

Аластор всё ещё стоит среди мёртвых тел. Его фигура – слабо пульсирующий контур Искры, неяркое серебро в густеющей тени. Плащ колышется на ветру, лицо теряется в полумраке – и кажется, что там, внутри этого силуэта, не человек, а что-то иное. Не просто тот, кто умеет убивать. Тот, кто никогда не сомневается.

И я понимаю: я в мире, где есть те, кто способен убивать одной лишь мыслью. Без колебания. И один из них – тот, кому я должна доверять.

Или хотя бы делать вид, что доверяю.

Каждое утро я просыпаюсь с болезненной, почти детской надеждой: вдруг всё это не по-настоящему. Вдруг я просто сплю. И стоит только немного потерпеть – чуть-чуть, буквально до следующего вдоха, и я проснусь. В своей квартире. На знакомой подушке, в тепле одеяла, которое пахнет ромашкой и стиральным порошком с глупым названием.

Я не открываю глаза сразу – держусь за эту иллюзию, как за краешек спасательного круга. Пытаюсь услышать шум машин за окном, скрип старой батареи, топот соседского ребёнка. Придумываю себе всё это – звук за звуком, ощущение за ощущением. Почти удаётся. И вот уже Марсик, мой наглый, вечно голодный мейн-кун, бесцеремонно тыкается в ладонь с немым требованием: просыпайся. Кормить пора. Гладить тоже пора.

Я даже улыбаюсь. Глупо, по-настоящему. Но стоит мне открыть глаза – и всё. Мир рушится быстро и без лишних извинений. Надо мной – высокий потолок, чуть светящийся панелями, запах странных трав, шаги стражей, отдалённый лязг металла, стрёкот Искры.

И каждый раз я лежу так ещё минуту. Вслушиваюсь. Впитываю. Убеждаю себя: да, это всё по-настоящему. Да, ты всё ещё здесь. В Коллегии. В Инсоленсе. В мире, где Искра – это всё, и где один человек может разорвать зверя, даже не касаясь его.

Иногда в эти минуты я шепчу себе под нос:

– Однажды ты всё равно проснёшься в своей кровати. Обязательно.

Но с каждым днём эта фраза звучит всё тише. И всё чаще в голове появлялся другой голос – упрямый, цепкий:

– А если нет? Если никогда?

Пальцы дрожат, пока я натягиваю чужое платье. Липкая от пота, хотя во сне не жарко. Просто снова снился Виктор. Голос, запах кофе и сигарет, тень улыбки. И его фраза: «Ты ведь знаешь, зачем смотришь в темноту, да?»

Не знаю, Вить. Уже не знаю.

Становлюсь у окна, отдёргиваю штору. За стеклом – сад. Та самая поляна, где ещё недавно на земле лежали изломанные, кровавые тела лайров, где пахло гарью, медью, страхом. Теперь – чисто. Трава ровная, капли росы, кусты не помяты, как будто никакой резни не было вовсе. Как будто сад никогда не видел смерти, только утренний свет. Но я помню. Глаза всё ещё видят, как земля там дышала кровью, как чёрные тени извивались в траве. И невозможно убедить себя, что это был просто сон, если раз увидел – уже не отвяжешься.

Отвожу взгляд, чтобы не захлебнуться этим равнодушным спокойствием, и направляюсь к столу, где ждёт дневник. Провожу часы над переводом. Его страницы – как зашифрованное послание из другой эпохи. Тонкие линии, зарисовки, формулы – всё переливается смыслом, но ускользает, стоит только подумать, что я близка к разгадке. Он будто играет со мной. Великий Мастер, неведомый автор этих строк. Учёный. Изобретатель. Полубог в мире Искры.

Каждый день я вынуждена ходить в кабинет авриала. Поднимать руку к этой двери из чёрного стекла – холодной, гладкой, как поверхность бездны, и стучать. Один раз. Два. И каждый раз, стоя перед этой дверью, я ощущаю, как мои руки дрожат. Пальцы сжимаются в нечто между кулаком и жестом покорности. Я ненавижу это. Ненавижу, что он видит моё колебание, мою слабость – или, что хуже, видит насквозь. Но я всё равно захожу. Заставляю себя. Ведь я должна отчитываться о результатах работы с переводом.