Инсоленс. Пустая из Кадора - страница 5

Тело реагирует быстрее разума: судорожно хватаю воздух, жадно, будто там действительно есть чем дышать. Пытаюсь выхватить хоть что-то из этой белизны – хоть один знакомый силуэт, хоть тень. Где Виктор? Где его голос? Где его тяжёлый, полный иронии вздох: «Ты опять вляпалась, Анна»?

– Виктор! – кричу сорвано, захлёбываясь воздухом, который не пахнет ничем, только этой пугающей белизной.

– Виктор… Черт возьми…

Протягиваю руку. Слепо, отчаянно. Мне нужен он. Его пальцы. Его плечо. Любое прикосновение, которое скажет: я ещё здесь, но вокруг – пустота.

И вдруг чьи-то руки – грубые, жесткие, слишком сильные – хватают меня за плечо, сминают ткань платья, врезаются в кожу, как будто выдёргивают меня из небытия. Я дергаюсь, скручиваюсь, кричусь, вырываюсь – инстинкт сильнее страха.

– Пусти!

Ударяю кого-то локтем, брыкаюсь, кричу не своим голосом – паника заполняет каждую клетку. Всё мельтешит, я ничего не вижу, только свет и резкую тень боли. Но меня тянут слишком резко и я теряю равновесие. Всё сливается в один срыв. Падаю. Грудью. Боком. Лбом – об что-то твёрдое. Внутри вспыхивает боль. Мир разлетается.

– Ви…ктор… – шепчу едва слышно.

И вдруг рядом снова появляются чужие руки, но на этот раз в них нет угрозы – только осторожность, какая-то неуверенная мягкость. Меня приподнимают, крепко, но бережно. Лицо утыкается в тёплую грудь, ткань пахнет металлом и… грозой?

Меня уносят – уже не грубо, а осторожно, и сквозь сон, сквозь пелену полузабвения, как что-то драгоценное. Тепло чужого тела становится единственным, что удерживает меня на поверхности. Всё остальное – растворяется во мраке.

Лежу. Глаза закрыты. На долю секунды не могу даже распознать, кто я и что происходит: руки – тяжёлые, голова гудит, в висках покалывает. В теле чувствуется слабость, будто меня разрядили, как батарейку. Но сердце бьётся учащённо, и это возвращает ощущение себя. Что-то подо мной… твёрдое, но мягкое. Кровать?

Запах.

Вдыхаю – глубоко, осторожно – и чувствую, как внутри всё сжимается. Травы. Горькие. Как будто разжевала лес. Но за ними – что-то другое… сирень? Свежая, пыльная, как только что принесённая с улицы. Весна? Но почему здесь пахнет весной?.. Где я вообще?

Шорох. Слева.

Кто-то приближается. Шаги мягкие, как у кошки, почти неслышные, но я чувствую их всем телом. Кто-то наклоняется. Близко. Слишком близко.

Во внезапном испуге распахиваю глаза и вижу мужскую фигуру, склонившуюся надо мной. Он что-то бормочет негромко, а рука тянется к моему лицу. Сердце пропускает удар. Бум. И тут же колотится с бешеной скоростью.

— Кажется, ты пришла в себя. Прекрасно. Сейчас мы…

Не даю ему договорить. Паника взрывается внутри, как нагретая до красна пружина: срываюсь с постели – но ноги тут же подгибаются, тело не слушается. Всё разом рушится: вцепляюсь в край кровати, спотыкаюсь и грохочущим комом падаю на пол. Рядом что-то звенит – я задела стакан. Он падает, разбивается. Стекло – вспышка, как треск в голове.

Мужчина делает шаг. Я резко хватаю ближайший осколок от того самого стакана – холодный, острый. Поднимаюсь, хотя ноги будто ватные. Сердце колотится, но голос выстреливает:

– Не двигайтесь.

Он замирает, приподнимая бровь, явно растерявшись от происходящего. Смотрит то на меня, то на дрожащий осколок в моей руке. Свет выхватывает черты. Глаза… Господи, у него разного цвета глаза: правый янтарный, левый-зелёный или голубоватый, я не успеваю уловить точно, но контраст пугает и зачаровывает одновременно. Рыжие волосы торчат в разные стороны. Сюртук на нём белый, но мятый, застёгнут небрежно. Из карманов торчат какие-то металлические инструменты, похожие на тонкие щипцы, шила и маленькие колбочки.