То тут, то там в нероссийских городах, начали организовываться спонтанные митинги, и кто-то гневно, брызжа слюной, орал в мегафон: «Русские оккупанты прочь! Возвращайтесь на свою родину, много мы от вас настрадались. Независимость! Независимость!» Где-то правящим кругам приходилось применять силу, где-то стреляли, где-то убивали. Поздним вечером страшно было выйти на улицу, а ночью, даже находясь в собственной квартире, сложно было уснуть из-за чувства страха и крайней неуверенности в своей защищенности. По улицам ходили толпы молодых недружелюбно настроенных людей, вооруженных палками и камнями. В открытые форточки залетали звуки драк, крики о помощи, звон разбивающихся витрин и окон, вой сирен то ли милицейских, то ли пожарных машин, то ли скорой помощи.
Уже повзрослевшая, русская девушка Оля, сидела в гостях у своей прибалтийской подруги Инги. Вечернюю комнату скудно озарял свет настольной лампы. Оля сидела на стуле, опустив голову вниз. Инга стояла, скрестив руки на груди, и с серьезным выражением на лице смотрела в окно. Они долго молчали.
– Как-то странно все – почти шепотом, еле слышно сказала русская.
Глубокий вдох подруги был ей ответом. Тревожное, мучительное молчание начало продолжаться. Обе хотели что-то сказать друг другу, очень хотели, слова, казалось, готовы вот-вот вырваться из груди, но подруги сдерживались, видимо из-за боязни, что слова воспримутся не так, и будет еще хуже.
– Мы через неделю уезжаем – прервала молчание Оля. – Все, что было можно продать, продали. Папа знакомому квартиру продал, правда, за недорого. У нас в Росси родственники, у них пока будем жить.
– Как устроитесь, напиши.
– Конечно.
– Ну почему, почему все так?! – не выдержала Инга. – Ведь все хорошо, все нормально было. Ладно бы война, но сейчас, в мирное время, почему такое?
– Я пойду, а то поздно уже.
– Подожди, – хотела остановить ее подруга – не уходи, поговорим еще, я тебя потом провожу, останься.
– Хорошо.
В комнате вновь воцарилось молчание. Инга медленно отошла от окна, подошла к подруге, прижала ее голову к себе, и начала не спеша гладить ее по волосам:
– Мне тебя будет очень не хватать.
Из остальной части квартиры послышался голос брата Инги:
– Где, где она?
Он влетел в их комнату, резко затормозил, медленно выпрямился и холодно посмотрел на Ольгу:
– Вон из моего дома, дочь оккупанта, возвращайтесь в свою Россию – зло прошипел он и пальцем указал на дверь.
Слезы брызнули из глаз Ольги, она быстро и плотно прижала ладони к лицу. Всхлипывая, она пошла к двери, медленно переступая ногами, как будто увязла в тягучей грязи.
– Йонас, – крикнула Инга – как ты можешь?
– А как они могут? – не уступал по громкости сестре брат. – Как они могут издеваться над нашим народом?
– Что? Что она тебе сделала? Как она над тобой издевалась?
– Ты не понимаешь. Они очень долго угнетали наш народ, искореняли наш язык, культуру, заменяли ее своей, заставляли работать на себя. Но, слава богу, национальное самосознание не умерло, и пришло время его реализовывать.
– Это не твои слова.
– Да, не мои. Ну и что? Какая разница, если они эхом отдаются в моем сердце. Если эхом отдаются, значит, все равно, что мои.
– Вы же любили друг друга.
Брат отвернулся от прямого взгляда сестры:
– В жизни человека, – начал он, несколько погодя – возникает момент, когда он должен делать выбор. Для меня, любовь к Родине дороже.
