Из терема во власть - страница 23
«Прибыл, значит, Артамон Сергеевич», – подумал с удовлетворением Иоаким и велел чернецу:
– Впусти их! А ты, – обратился он к секретарю, – ступай!
В Крестовую палату вступил широким шагом Артамон Сергеевич, а следом за ним вкатился Кирилла Полиектович. Выглядели вместе они довольно-таки живописно: Матвеев – высокий, худой, широкоплечий, длиннобородый, в коротком дорожном кафтане; Нарышкин – маленький, толстобрюхий, с жиденькой бородкой, в охабне (после смерти царя Фёдора бояре вернулись к привычной одежде) из дорогой парчи.
Благословив гостей, патриарх указал им на лавку и заботливо поинтересовался:
– Благополучно ли ты до Москвы добрался, Артамон Сергеевич? В пути с тобой ничего не приключалось? Наши дороги опасные.
– Я, слава Христе, опасность не встретил! – ответил Матвеев. – Вот за вас у меня было беспокойство…
– Зря ты беспокоился, – перебил его Кирилла Полиектович. – Как нами задумывалось, так оно и случилось. Мы своего добились! Мой внук – государь всея Руси!
Иоаким невольно поморщился. Что за неприятная у отца царицы Натальи привычка – присваивать себе чужие заслуги. На самом деле он до самой смерти царя Фёдора боялся лишнее слово сказать. Даже сыновья Кириллы Полиектовича вели себя решительнее, чем их отец.
– Не мы добились, а Господь сотворил, – поправил патриарх Нарышкина. – Инако и быть не могло! Царевич Иван вельми хвор и слаб. Ему не по силам царствовать.
– Не по силам, – поддакнул ему Матвеев. – Не удержит он скипетр и державу.
Кирилла Полиектович заворчал:
– Фёдор Алексеевич, царствие ему небесное, тоже был хворым, а правил нами шесть лет и законы старые успел потревожить. Ему вон прежняя одёжа чем-то не угодила! Многие теперь носят куцые кафтаны. Срам один вместо степенности.
– Не велика беда – одёжа, – назидательно заговорил Иоаким. – Тем паче, что покойным государем было велено носить наше платье, татарами отменённое. Не зазорно воротить доброе и отречься от худого. Вон нами местничество изничтожено, поелику от великой гордыни и великий грех случается. В добрых делах Церковь государю всегда была, есть и будет опорой. Но зачем Фёдор Алексеевич привечал иноверцев? Их надобно гнать прочь, оставляя токмо согласных окреститься! Не должно быть на православной земле ни язычников, ни магометан, ни латинян, ни лютеран, ни иных гонителей веры православной!
– А куда же девать татар? – удивился Нарышкин. – Они же к нам не из-за моря явились.
– Крестить силком! – отрезал патриарх. – Нельзя в Российском царстве допускать поношения веры православной. Прежние государи больно любезничали с иноверцами и даже дозволяли им начальствовать над русскими. Пущай царь Пётр Алексеевич станет заступником благочестия, а покуда, в виду его малолетства, позаботитесь о благе нашего народа вы, яко опекуны юного царя.
Артамон Сергеевич нахмурился.
– Кто ведает, что с царём Петром станет лет через десять? Вон Фёдор Алексеевич был кротким, но на своём всегда умел настоять. Мне уже поведали, как он своего родича, боярина Милославского, прогнал.
– Поделом гордецу Милославскому! – злорадно воскликнул Кирилла Полиектович. – Нечего ему было поносить на всех углах царицу Агафью.
Матвеев, понятное дело, не испытывал добрых чувств к Милославскому, но счёл уместным возразить:
– Государь Федор Алексеевич взял себе первую жену почитай с улицы. Да и второй раз он женился вопреки старинному обычаю, обязывающего царя выбирать из девиц ту, коя более всех достойна царского венца. Не было же смотра царских невест.