Но даже почти побеждённый недугом молодой государь занимался государственными делами, отвлекаясь от них на время лишь тогда, когда ему становилось совсем худо. После того, как заключённый князем Василием Голицыным Бахчисарайский мир спас Россию от турецкой опасности, царь мог всерьёз заняться внутренними проблемами страны.
– Что у нас надобно менять в первый черёд? – спросил он однажды у ставшего его главным советником князя Василия Голицына.
– Многое перемен требует – неопределённо ответил тот.
– С чего ж начать?
Князь немного помолчал, как бы обдумывая, затем сказал:
– Государство наше растёт, а управляется по старинке. Хоть и говорят, что царёво око видит далёко, мудрено углядеть аж до самого Амура.
– Я о том уже размышлял и кое до чего додумался. Коли всю Россию покрыть православными епархиями, легче станет народ просвещать да на путь наставлять. Тогда воеводы поостерегутся чересчур своевольничать – не так, как нынче, когда бедным людишкам некуда за помощью обратиться.
– Понятное дело – согласился князь. – Когда царь за тридевять земель, каждый воевода мнит себя царьком в своих владениях. При архиерейском надзоре лихоимства поубавится.
Фёдор оживился, на его бледном лице даже выступил лёгкий румянец.
– Сколько же нам надобно епархий? По моему разумению не меньше сотни.
– Можно и поменьше, – сдержанно возразил Голицын.
– Все одно поболее, чем сегодня. Воеводы будут недовольны, но мы их умаслим отменой местничества.
– Местничество давно умерло, – согласился князь. – А нам осталось покойника снести на погост, чтобы не смердел. Пущай будет знатность рода сама по себе, и служба с чинами сами по себе.
– Вот я и велел дьякам подготовить указы о новых служилых разрядах как раз к тому времени, когда будет составлена родословная книга.
Царь подошёл к заваленному бумагами столику, вытащил листок и протянул его Голицыну.
– Не токмо родовитые люди должны иметь свою книгу.
Князь вслух прочёл:
– «А книгам быть: родовитых людей, выезжих, московских знатных людей, дворянских, гостиных и дьячих, всяких низких чинов».
– Все книги будут храниться в Гербальной палате, – гордо сообщил Фёдор.
Князь Василий Голицын понял замысел царя. Любое сословие при наличии своих родословных записей переставало быть «подлым» и, значит, становилось твёрдой опорой для государя. Царь не зря связывал создание книг с указами о служилых разрядах: по его замыслу всякий имеющий способности сможет добиться высоких чинов, не страшась упрёков в тёмном прошлом рода.
– Нельзя творить перемены, не имея поддержки, как в высоких, так и в низких чинах, – добавил государь.
– Можно, коли в ход пустить дубину.
– Нет уж, мы без дубины управимся. Правда, князь?
– Попробуем.
– Ступай, князь! Поразмысли об устроении больших служилых чинов.
Едва Голицын сделал несколько шагов к двери, как Фёдор окликнул его:
– Погоди, князь! Больно мне кафтан твой приглянулся. Дай поглядеть на него, как следует.
На стройном князе Голицыне был довольно короткий, выше щиколотки, кафтан. Хотя обычно в таком наряде щеголяла молодёжь, князь Василий Васильевич в свои тридцать восемь лет не боялся выглядеть несолидно. Правда, появился у государя в таком одеянии он впервые, но, видимо это решение было им принято в добрый час.
– Надобно сию одёжу узаконить, – заключил царь.
Спустя несколько дней, с Постельного крыльца огласили царский указ: ферязи, охабни, однорядки и прочее длиннополое мужское платье поменять на короткие кафтаны. Скоро после этого стрельцы перестали впускать длиннополых в Кремль. Месяца не прошло, как вся Москва переоделась по доброй воле, тем паче новые наряды были дешевле старых.
