— Ты рехнулась?!
Оббежав вокруг машины, Юля упала на переднее сиденье, будто марафон пробежала. Сердце готовилось выпрыгнуть из груди.
— Отдай сейчас же! — выхватив свой телефон из рук Веры, девушка крепко прижала его к груди. — Долбанутая! Да что с тобой?
Ника застыла. Пусть она не успела набрать любовника лучшей подруги, но успела посмотреть его номер. Незнакомый номер телефона. Абсолютно. Возник странный внутренний диссонанс. Казалось бы, ей должно стать легче. Уж номер собственного мужа она знала наизусть. Но как может стать легче, если она, выходит, истеричка и шизофреничка? Не имея ни фактов, ни доказательств, ни малейших причин тако-о-ое вбила себе в голову. И, главное, не успокоилась ведь.
— Ты чего? Что на тебя нашло? — не унималась предательница. — Ехать со мной куда-то собралась. Телефон отобрала… Ник? Тебя ведь раньше не интересовали мои отношения!
Юля немного лукавила. Нику перестали интересовать её отношения с женатым мужчиной, после десятка вечеров и пары ночей, что были бесцельно потрачены на поддержку и подтирание соплей. Все эти разговоры о том, что хорошо, а что плохо, что правильно и как нужно — столько их было. И Юля кивала. Обливалась слезами, кивала, обещала Нике и себе порвать с женатиком. Но все установки летели в бездну, стоило Дану просто позвонить. Она сходилась с ним опять и опять. Позволила себе уволиться с работы. Реально стать содержанкой. Одной из тех, кого они с Вероникой в институте ненавидели и от кого воротили нос. Наслаждалась заботой, вниманием и подарками Данила. Она чувствовала себя с ним свободной и спокойной. Впервые она была не одна. Рядом был тот, кто готов был за неё постоять. С тем, с кем как за каменной стеной. Кто решал её проблемы по щелчку пальцев. Она искренне считала, что ради такого мужчины можно не то что подругу, можно и мать родную продать. Он этого стоил. А Ника… А Нике просто повезло. У неё папа богатый. Пусть и вечно занятой, но так ведь лучше. Больше свободы, больше права выбора. У неё есть отец и сын, а у Юли не было никого. Дед? Так он не в счёт. За последний год столько крови ей попил своими оскорблениями и подозрениями. То ему шмотки Юлькины не угодили, то побрякушки слишком вызывающие, то денег шибко много привозит. Всё подозревает её в чём-то. А как выпьет, хоть плачь. И мать Юлькину кроет, и папашу её, нерадивого. Всех. Тяжёлый у него характер. Скверный. Дедовский. Так что, только Дан у Юли и есть. Никого больше.
— Он тебя бросил, Юль. Отпусти. — прошептала Ника, тяжело вздохнув. — Переплачь. Переболей. Отпусти. Поверь, когда-нибудь ты будешь стоять в свадебном платье и даже не вспомнишь об этом человеке. У тебя будет свой мужчина. СВОЙ, понимаешь? Дети, дом… — машинально Вероника махнула рукой в сторону своего дома. — Всё твоё, Юлька. Только твоё. И делиться ни с кем не нужно будет. Хочет уйти… Пусть уходит. Скатертью дорога. Отпуск на работе возьми. Рвани куда-нибудь, я не знаю. Выдохни. Развейся. Только отпусти. Отпусти его уже… к жене.
— Кто мне отпуск просто даст, на моей-то руководящей должности, м? — зло сощурилась Крапивницкая. — И что значит, отпустить его к жене? Ты глухая, Ник? Я люблю его! Люблю!
— Но он не твой! — с нажимом выдавила из себя Ника.
— Он что, собака? Купила, кормишь, выгуливаешь, держишь у себя в доме, значит, уже стал собственностью или что? Он — человек! Человек, Ника! Любовь… проходит. Одна проходит, другая приходит. Это жизнь.
