Но я всё равно шёл. Сгибался, спотыкался, цеплялся за стволы, вздрагивал от каждого звука. Иногда полз. Но не останавливался.
В какой-то момент земля под ногами стала ровнее. Воздух чуть посвежел. Листья перестали висеть над головой, и я понял – я вышел на гребень холма.
Зарослей здесь было гораздо меньше. Будто сама природа решила очистить эту вершину от лишнего. Я стоял на небольшом плато, высоко над всем – отсюда открывался почти круговой обзор. Впервые за долгое время я мог видеть далеко. Настолько далеко, что казалось: мир растянулся до самого края неба. Внизу лежало зелёное море – бесконечные джунгли, покрытые ещё сонной, влажной тьмой. Но эта тьма уже начала отступать.
На горизонте разгоралась заря.
Первый рассветный свет, пробиваясь сквозь тонкие облака, ложился на верхушки деревьев, окутывая их мягким сиянием, превращая в нечто новое. Всё вокруг окрашивалось в неестественные, свежие цвета: тёмный изумруд, пепельное золото, глубокий синий. Как будто кто-то заново перекрашивал мир – не спеша, мазок за мазком.
Ещё один день.
Ещё один шанс на жизнь.
И это был не просто рассвет. Для меня – это был символ. Начало чего-то другого. Нового. Не лучшего. Не чище. Но другого. Моей новой жизни.
Жизни голодной, холодной, избитой, уставшей, истощённой. С телом, которое болело и шаталось, и с рукой, которой больше не было. Но злой. Упрямой. Я знал: я не вернусь. Не буду тем, кем был.
И, впервые за всё это время, я позволил себе слабую, кривую улыбку.
Я посмотрел вверх – в небо, где свет рождался с каждой секундой – и, щурясь сквозь выступившие от боли и усталости слёзы, сделал шаг. Один. Потом другой. Я пошёл вперёд, по склону, не зная, куда ведёт этот путь.
Но теперь он был мой.
Спуск занял не так много времени. Похоже, с этой стороны холм был менее крутым, и ноги сами несли меня вниз, будто земля подталкивала в спину. Я скользил между стволами, пригибался, держась за ветки, пока наконец не оказался вновь среди плотных, душных зарослей.
Там я остановился. Дышал тяжело, слушая, как в груди ещё стучит страх – не тот, дикий, острый, а глухой, холодный, впитавшийся в кости. Нужно было понять, куда идти дальше. Я вспомнил, что спускался на восток – солнце поднималось мне навстречу. Значит, если хочу идти прочь – нужно держать то же направление. Просто продолжать.
Вокруг бурлила жизнь. Настоящая, первобытная. Джунгли просыпались. Всё живое – от крошечных насекомых до невидимых хищников – наполняло воздух звуками. Стрекотание, треск, шелест, невнятное клокотание в ветвях. Всё это будто пульсировало вместе с дыханием самой земли.
Листва над головой была густой, но местами я всё же замечал, как солнечные лучи пробиваются сквозь кроны, ложатся золотыми полосами на стволы и землю. Свет ещё был холодным, утренним, но он уже начинал разрывать мрак.
Я поднял взгляд, прищурился сквозь ветви и на миг замер. Это был знак – не небесный, не чудо, но достаточно, чтобы я сделал шаг. Один. Потом другой.
Так я начал свой путь. Тяжёлый. Неровный. Сквозь корни, густую листву и невидимые взгляды. Сквозь боль, страх и гул, что не утихал в голове. Я не знал, куда иду. Но знал – назад пути нет.
Идти с изувеченной рукой, на голодный желудок и с телом, в котором почти не осталось сил, оказалось не просто трудно – почти невозможно. Каждое движение давалось через боль. Каждая ветка, за которую я хватался левой рукой, будто пыталась сорвать меня с пути. Плечо горело, спина ныли, ноги дрожали, но я упрямо продолжал – будто на одних остатках воли.
