Кавалергардский вальс. Книга четвёртая - страница 4



Елизавета Петровна намеревалась установить памятник отцу на площади перед Зимним дворцом, но была не в восторге от произведения Растрелли, и долго оттягивала с решением. И в итоге Елизавета скончалась, а памятник вновь остался не у дел.

Екатерина Алексеевна, после вступления на престол, решила отдать дань великому царю-реформатору и установить в его честь достойный памятник. Осмотрев статую работы Растрелли, императрица, обладающая природным хорошим вкусом, решительно отвергла её и пригласила для создания монумента французского скульптора Фальконе. Чьё творение (в современной трактовке «медный всадник») и было установлено на Сенатской площади со скромной надписью «Петру первому. Екатерина вторая».

И вот теперь всеми забытая и отвергнутая скульптура Растрелли была извлечена на свет божий и, наконец, пробил её звёздный час! Павлу вычурный облик Петра в римском образе пришёлся по душе. Архитектор Волков торопливо изготовил пьедестал, облицованный мрамором, и украсил его бронзовыми барельефами «Полтавская баталия» и «Бой при Гангуте». И памятник был установлен перед Михайловским замком.

Павел, копируя гений своей матери, велел высечь на постаменте: «Прадеду правнук».

Сейчас Павел стоял рядом с памятником и наблюдал, как рабочие водружают на фасад над главными воротами замка длинный мраморный фриз. Этот фриз Павел распорядился забрать со стройки Исаакиевского собора. Фриз был огромным, состоял из трёх плит с высеченной на них во всю длину библейской строкой: «ДОМУ ТВОЕМУ ПОДОБАЕТЪ СВЯТЫНЯ ГОСПОДНЯ ВЪ ДОЛГОТУ ДНЕЙ».


Неожиданно за спиной император услышал чей-то тяжёлый вздох:

– Кощунствуешь, государь…

Павел вздрогнул и обернулся; рядом стояла пожилая женщина в скромной одежде и грустными мудрыми глазами смотрела на него. Он опешил:

– Кто такая? Как смеешь говорить со мной?

– Кличут Ксенией. Иду по святым местам, – почтительно ответила та, тяжело опираясь на деревянную клюку.

Павел рассердился:

– Вот и иди себе с богом! – и заносчиво добавил, как бы в своё оправдание, – В доме этом будет жить императорская семья, значит, дом этот – святыня!

Странница грустно покачала головой:

– Нет, государь, жить ты здесь не будешь. Не прожить тебе и стольких лет, сколько букв в этой священной строке.

– Пошла прочь! – испуганно вскрикнул Павел, шарахаясь от женщины.

Она тоже, испугавшись крика государя, отшатнулась и отошла на несколько шагов. Затем, обернувшись, перекрестилась и пробормотала:

– Не дом ты себе строишь, а гроб.

Павел растерянно начал озираться и кричать во весь голос:

– Гвардейцы! Караул! Кто пустил?!… Гнать! Гнать отсюда всех посторонних!

Пока на шум сбежались охрана и придворные, странной женщины и след простыл. Павел был в гневе и отправил всех на поиски старухи.

А сам, оставшись один, испуганно оглянулся на замок:

– Что, если это знак? – и начал дрожащим пальцем пересчитывать буквы в строке, украшающей фриз, – … Сорок семь, – шёпотом посчитал он и ощутил, как пересохло от страха горло.

Сейчас ему шёл сорок шестой год. Что же, значит, у него совсем не осталось времени?! Страх обуял Павла. Он закутался в плащ и уселся в карету, велел ехать в Зимний.


По дороге вновь вспомнил о разговоре с иноком Авелем, и об убийцах, коих он сам «пригреет на своей груди». Павел в страхе начал примерять возможные кандидатуры врагов. «Пригретые на груди» могли быть только близкими людьми и, поэтому первыми приходили на ум члены его семьи – жена и старшие сыновья Александр и Константин, коих он удостоил звания цесаревичей.