– Ну что, успокоилась? – спросила ее учительница на удивление спокойным и даже добрым голосом. Клава подняла на нее свои глаза и не увидела в облике учительницы ожидаемой строгости и недовольства. Глаза преподавателя таинственно сузились, в уголках их появились тонкие морщинки. Если бы не ситуация, такой взгляд можно было расценить как лукавство, но Клава видела в нем доброту. Так оно и было.
– Ну, что Шевцова, натерпелась? – участливо начала наставница, по-видимому, длинный монолог, призванный отразить стремление каждого настоящего педагога к нравоучению и уроку.
Та немного повздыхала в ответ и опустила лицо.
– Н-да – продолжила учительница. – Не знаю даже, что и делать. Как журнал у тебя-то оказался?
Клава молчала, отвернувшись в сторону окна. Она не была растеряна, как несколько минут назад, ее наполняло чувство усталости и какой-то опустошенности, смирения и готовности к любому приговору. Не хотелось выдавать учителя. Она понимала, что это неверно оставлять классный журнал в кабинете после урока, и если скажет правду, то у классного руководителя могут быть проблемы. С другой стороны к ней пришла мысль, что проблемы будут в любом случае. А ну и ладно, накатило равнодушие и мягкой подушкой легло на сердце, готовясь смягчить любой удар.
– Что молчишь? Небось, Галина Петровна попросила отнести?
Ответом ей было молчание.
– Не хочешь учителя выдавать? Это похвально, конечно. Говорит об особенных отношениях с преподавателем, о доверии, об уважении. Значит, ее работа не проходит даром, а находит отклик в сердцах учеников. Это дорогого стоит. Но, с другой стороны ты должна понимать, что покрывать нарушения тоже не совсем верно. Покрывая нарушения, мы в итоге им потворствуем, а разве это правильно? Речь ведь не о том, что каждая ошибка должна быть наказана, а о том, что над ошибками надо работать. А как же мы будем над ними работать, если находимся в неведении. Ты со мной согласна?
Клава кивнула, но очень вяло. И хотя смотрела на учителя, старалась не сталкиваться с ее глазами.
– Ладно – заключила та после нескольких минут выжидательного молчания – не будем давать этому делу ход, хотя нарушение и грубое. Сделаем вид, что ничего не произошло, ведь так? – обратилась она к Клаве. – Новых оценок в журнале, как я понимаю, не появилось? – Клава отрицательно покачала головой.
– Да, кстати – продолжила учительница – на-ка водички выпей, что-то я не до ума. – Налила она воды в давно опустевший стакан. Ученица не замедлила отхлебнуть две трети его.
– Ну а теперь – продолжился допрос – расскажи-ка мне о тех двоих друзьях, об этой сладкой парочке. Да, за этими глаз да глаз, ухо востро держать надо. Рассказывай.
– Они меня остановили по пути – немного сбивчиво начала Клава. – Отобрали журнал и хотели там оценки исправить – последний слог прозвучал протяжно. Нахлынувшие, свежие воспоминания вызвали слезливое чувство в груди.
– Ах, негодяи, подлецы – не сдержала эмоций учительница. – Ну, это им так просто с рук не сойдет. Давно, давно они у меня напрашиваются, видимо пришло время. Ну, да ладно, не расстраивайся, в жизни всякое бывает. А такие ситуации, знаешь, они на пользу, они людей сильнее делают.
Она немного помедлила, Клава за это время допила воду.
– Так что не переживай – как будто завершив мыслительный процесс, сделала вывод Валентина Петровна – возвращайся в класс. Классному руководителю лучше ничего не рассказывай, я сама с ней поговорю. Да и вообще сильно об этом не распространяйся, так оно спокойнее.
