В середине мая Катя вернулась в Москву, не увидев статьи. Перед отъездом она предложила прислать мне аудио-и видеозаписи домашних концертов в Калифорнии. Я сказала, чтобы она прислала только аудио, а видео не надо. Во мне всё ещё говорила обида, ведь Катя меня подвела. Как же это было глупо! Всё тот же эффект домашнего халатика, когда привыкаешь к человеку, и он кажется вечным. Впрочем, это видео потом до меня дошло: Юля Фикс прислала мне две записи концертов, организованных ею для Кати. Качество, правда, было неважное. Я думаю, именно одну из этих записей имела в виду Катя. А я отправила ей в подарок перед отъездом трикотажное боди винного цвета с запа́хом, с узкой оборкой, окаймляющей вырез и пересекающей лиф наискосок. Такие же я купила себе и дочке. Не про него ли потом написала Кошелева «смело, наискосок, огромное декольте»? Впрочем, это могло быть художественным преувеличением со стороны журналистки.
Катя улетела. Я работала, статья валялась. А 19 августа 1991 года из города Спрингфилда в штате Массачусетс мне переслали Катино письмо, датированное 26 июля, в конце которого она писала: «Танечка! Может, Вы всё-таки вышлете мне статью, которую Вы написали. Здесь её можно было бы опубликовать. Тем более что здесь произошла интересная история, и Ваша статья очень бы мне в связи с историей пригодилась. В ленинградской газете “Час пик” (самая популярная газета в Ленинграде) вышла недавно статья под названием “No problem, но душа осталась в России”, написанная некой моск. журналисткой Инной Кошелевой. Там написано про какую-то Лену Мушар-Зальцман, которая в 15 лет уехала со своей матерью в Америку. И там она живёт уже 17 лет, прекрасно устроена, дом, машины, все пироги, и, казалось бы, что ещё надо, но эта Лена, видимо, душу оставила в России, т. к. пишет прекрасные песни о России. И дальше цитируются 5 или 6 моих лучших песен.
– ??!! – скажете вы. Я сказала то же самое. Добиться правды оказалось довольно трудно. Я, правда, уже раздобыла с трудом эту Инну Кошелеву, но опровержения пока не напечатали. Но обещают напечатать через 1,5 месяца. Мне кажется, что Ваша, Танечка, статья была бы очень кстати, как некий отзыв из Америки. Вот. Почта работает не очень надёжно, так что лучше бы с кем-нибудь. Если можно, конечно. Видите, Танечка, как Вы мне нужны и за океаном».
Я сразу позвонила Кате в Москву. Сказала, что статью, разумеется, ей переправлю, но, может, стоило бы мне здесь её послать в какой-нибудь русскоязычный журнал или газету (тогда их выходило на Западе очень немного). «Вы же понимаете, всё, что приходит оттуда, имеет бо́льшую ценность», – ответила Катя. И вот мы срочно в шесть рук печатаем статью на Макинтоше. Тогда мне с непривычки трудно было набирать русский шрифт на клавиатуре с латиницей, и я мобилизовала на помощь дочь и мужа. Статью отправила в «Континент» в Париже и в газету «Новое русское слово» в Нью-Йорке. Перед этим показала текст Соне Лубенской – как лингвист, она могла сделать полезные замечания. Статья приятно поразила Соню, она никак не ожидала, что я способна на серьёзный литературоведческий труд. Замечание она мне сделала одно и очень ценное: сократить стихотворные цитаты. Это действительно было моим слабым местом: мне настолько нравились Катины стихи, что всё казалось важным, и я цитировала иногда тексты песен целиком. Я сильно урезала цитаты и сократила их количество.
