Марина Цветаева. Воздух трагедии - страница 15
Но в нескольких ее письмах 1908 года еще слышатся отголоски душевных бурь, которые могут удивить всех знающих высказывания и письма зрелой Цветаевой – настолько неожиданными, так не похожими на нее, могут показаться настроения, в них высказанные.
В своем письме В. Розанову в 1914 году Марина Цветаева упоминает о том, что она «с 14-ти до 16-ти лет ‹…› бредила революцией», но это признание еще не дает полного представления о характере этого «бреда». Гораздо более близкое представление дает другое ее письмо того времени:
«Единственно ради чего стоит жить – революция. Именно возможность близкой революции удерживает меня от самоубийства. Подумайте: флаги, Похоронный марш, толпа, смелые лица – какая великолепная картина. Если б знать, что революции не будет, – не трудно было бы уйти из жизни. Поглядите на окружающих ‹…› ну скажите, неужели это люди? ‹…› Где же красота, геройство, подвиг? Куда девались герои?» (П. Юркевичу. 1908, 22 июня).
Встреча с Сергеем Эфроном могла всколыхнуть настроения тех лет в ее душе, оживить их. В том же письме Марины Цветаевой В.Розанову о Сергее Эфроне звучит восторженное: «А мать его была красавицей и героиней!» О кровавой стороне этого героизма Марина пока что не задумывается. Это настигнет ее годы спустя…
Одиночество трагически осиротевшего Сергея, по словам Ариадны Эфрон, «разомкнула только Марина». Но и одиночество Марины ТОЖЕ разомкнулось после их встречи.
Они оба пришли к этому счастью из глубокого горя и потому знали ему цену. Они нежно и восторженно радовались друг другу и раскованно делились этой радостью. В стихию счастья Марина Цветаева погружалась с той же страстной безоглядностью, что и в стихию горя:
«…моему мужу 20 лет. Он необычайно и благородно красив, он прекрасен внешне и внутренно ‹…›. В Сереже соединены – блестяще соединены – две крови: еврейская и русская. Он блестяще одарен, умен, благороден. Душой, манерами, лицом – весь в мать ‹…› Сережу я люблю бесконечно и навеки…» (В. Розанову. 1914, 6 марта).
При чтении «Войны и мира», очарованная поэзией глав о юности Наташи Ростовой, Марина Цветаева была возмущена и даже оскорблена «превращением» толстовской героини, утратившей в финале всю поэтичность. Она называла это «злым чудом». Как бесконечно важно было для нее, что в их с Сережей семье в те годы все по-другому: «Только при нем я могу жить так, как живу – совершенно свободная» (Там же).
Такая Марина – совершенно свободная – живет на страницах юношеской повести Сергея Эфрона «Детство». Впервые я узнала об этой книге из «Воспоминаний» Анастасии Цветаевой:
«Я помню свое впечатление об этой в 1912-м году вышедшей книге, которое и до сих пор не изменилось ‹…› рассказы талантливы, ярки, остры по наблюдательности и памяти; детская психология передана с огромным теплом, умиляет и восхищает. Детство в старой Москве дано отлично. В рассказе „Волшебница“ автор, 18-летний юноша, дал образ Марины. С нежным тонким юмором подмечены ее характерные, странные в быту черты. ‹…› Я восхитилась и до сих пор восхищена его проникновением в душу Марины, так недавно ему встретившуюся, неподражаемой правдой его психологического анализа – в самом жару его любви к ней».
Я хорошо помню, как меня взволновал тогда (при чтении воспоминаний Анастасии Цветаевой в 70-е годы) сам этот факт: существует, оказывается, «образ молодой Марины», созданный 18-летним Сергеем Эфроном! И так захотелось скорее прочитать повесть мужа Марины Цветаевой, таким симпатичным человеком предстающим в воспоминаниях ее сестры, услышать его живой голос. Но в середине 1970-х годов это было совсем не просто. Книга Сергея Эфрона «Детство» вышла всего один раз – в 1912 году, очень небольшим тиражом, и только в 2016-м мне удалось ее переиздать в Иерусалиме… Ранее, в 1992 году, в журнале «Юность» я опубликовала (со своим предисловием и комментариями) талантливее всего написанную главу этой повести – «Волшебница». Позднее она включалась в несколько сборников воспоминаний о Марине Цветаевой. А в конце 1970-х годов, в один из своих приездов из Перми, где я тогда жила, в Москву, мне удалось (отнюдь не с первой попытки) добиться, чтобы книгу подняли из хранилища Ленинской библиотеки. Помню волнение, с каким взяла ее в руки. На обложке – сказочное название издательства – «Оле-Лукойе». Это была общая идея Марины и Сережи – назвать мифическое, придуманное ими издательство именем персонажа Андерсена. Само имя Оле-Лукойе напоминает об уюте раннего детства (что-то с ним связанное изображено и на обложке), когда любящие взрослые читали детям вслух эти сказки.
Похожие книги
